Неуловимый Сапожок
Шрифт:
– Дочь моя, простите, что заканчивал при вас свой туалет. Я думал успеть до вашего пробуждения, но туфли несколько задержали меня. Тюремные власти предоставляют нам лишь немного воды и мыла, совершенно не обеспечивая никакими другими средствами, а милосердный Господь любит не только чистую душу, но и опрятное тело. Но оставим, оставим это, я не должен об этом говорить. Вам бы лучше подняться и немножечко освежиться водою. О, вы увидите, как я побеспокоился обо всем. Я ничуть не окажусь вам помехой! Когда вы займетесь своим туалетом, я сделаю так, будто меня и вовсе здесь нет. Да-да, я никак не буду мешать вам.
И старик засуетился, перетаскивая колченогие, с рваными сидениями стулья. В комнате их оказалось четыре, и он построил некое подобие бастиона, взгромоздив их парами друг на друга.
– Вы увидите, дитя мое, вы увидите… – бормотал он, устраивая заграждение. А для него это было не так-то просто, поскольку роста он был маленького, а руки его к тому же – совсем слабы.
Маргарита продолжала лежать, подперев рукой подбородок; она была настолько возбуждена и удивлена, что не замечала некоторой забавности происходящего. Этот старик неизвестно как и почему посажен присматривать за ней, но ничего необычного не было в том, что бесчеловечные негодяи, управляющие ныне Францией, усугубляют страдания великосветской дамы, попавшей в заключение, ни на мгновение не оставляя ее без соглядатая.
Это было естественным для людей, до безумия зарвавшихся в собственной жестокости. Тем же унижениям подвергалась и несчастная поверженная королева. Еще тогда, в Англии, когда Маргарита услышала об этом, она содрогнулась и помолилась в душе, как это сделала бы любая честная женщина, чтобы гордая красавица Мария Антуанетта как можно скорее была избавлена от этой жестокой пытки смертью.
Теперь то же выпало и самой Маргарите. Однако этот старик выглядел таким беспомощным и слабым, а его деликатный порыв, с которым он возводил свои укрепления, и вовсе сводил на нет эффект его присутствия здесь.
Едва лишь стулья оставили наконец свое стремление вновь разлететься по комнате, старик принес ковер и накинул его на свою постройку. После этого он перетащил стол, на котором стояли треснутый кувшин и тазик, таким образом, чтобы он был не виден из его скромного укрытия. Окончив труды, с откровенным изяществом и грациозностью, он осмотрел обстановку.
– Вот теперь, – сказал он, повернув к Маргарите сияющее лицо, – я могу спокойно молиться в моем укрытии. Эта стена абсолютно надежна, – добавил он, с явной гордостью дотрагиваясь до сооружения. – Вы не будете чувствовать себя стесненной… Только попытайтесь забыть о присутствии старого аббата… Мне уже не на что надеяться… Не на что… Вот уже много месяцев закрыт мой Сен-Жозеф, и мне не придется более служить мессы.
Он болтал, пытаясь скрыть стыд за свои издерганные нервы, а затем спрятался в своем смешном укрытии, достал из кармана требник и, обнаружив маленький свободный кусочек сиденья на одном из стульев, на котором можно было присесть без угрозы для конструкции, погрузился в молитвы.
Маргарита еще какое-то время наблюдала за ним. Было совершенно ясно, что старик делает все, чтобы она совсем забыла о его присутствии. Этот маневр сильно поразил бедную пленницу.
Во всей своей хлопотливости и застенчивости аббат казался весьма комичным. Тем не менее, благодаря доброте и тактичности, она почувствовала себя с ним в полной безопасности – и успокоилась. Маргарита попробовала приподняться повыше и почувствовала, что это не составляет для нее никакого труда; хотя руки и ноги еще побаливали, а от периодически приливающей к голове боли становилось дурно, в целом она была вполне здорова. Маргарита села на подстилке, затем, перенеся ноги на пол, встала и прошла в импровизированную туалетную комнату. Хороший сон освежил ее. Она ощутила, что может наконец привести в порядок хаотично разбегавшиеся мысли и подготовить все свои интеллектуальные и физические способности к надвигающимся событиям.
Пока Маргарита занималась туалетом, мысли ее кружились вокруг лишь одной темы – Перси в Булони. Он знает, что она здесь, в тюрьме, он обязательно доберется до нее, и это может случиться в любой момент; вне всяких сомнений, он уже придумал, как спасти ее и себя наивеликолепнейшим способом из всех, какие только возможны… Так что она должна быть готова к любой неожиданности; она должна быть активна и бдительна; ни в коем случае не отчаиваться, дабы он, оказавшись вдруг здесь, не смог упрекнуть ее ни в чем.
Причесывая волосы и приводя в порядок платье, Маргарита неожиданно обнаружила, что весьма жизнерадостно что-то напевает. О, как окрыляла ее живительная надежда!
ГЛАВА XIX
СИЛА СЛАБОСТИ
– Господин аббат, – осторожно позвала Маргарита.
– Да, дитя мое?
Старик, оставив требник, встретился с серьезными, обращенными к нему большими глазами молодой женщины, смотревшими с совершенным доверием. Она, насколько могла, привела в порядок свой туалет, встряхнула подстилку и теперь сидела на ней, положив ладони между коленями. Что-то поражало ее в облике старика; несколько минут она с естественным любопытством разглядывала его, прежде чем позвать.
– Вы говорили, вас посадили сюда, чтобы наблюдать за мной?
– Да, именно так, дитя мое, – с тихим вздохом отозвался он, закрывая книгу и убирая ее обратно в карман. – Это очень хитрые люди… И нам нельзя забывать о том, что они у власти… И, конечно же, – добавил старик спокойно-философским тоном, – и, конечно же, милосердный Господь позволил им встать у власти. Иначе они не получили бы ее.
– Вы имеете в виду французских анархистов и террористов, господин аббат? Комитет общественной безопасности? Всех этих грабителей и убийц, которые насилуют женщин и оскверняют веру? Не так ли?
– Увы, дитя мое, – вздохнул он.
– Тех, кто усадил вас сюда наблюдать за мной? Что-то я не совсем вас понимаю…
И какой-то странный, натянутый смех вырвался против воли у Маргариты, несмотря на то, что она уже вполне успокоилась.
– Во всяком случае, вы ни на одного из них не похожи, господин аббат!
– Господь все простит, – выдохнул он, воздев протестующие руки к далеким невидимым небесам. – Как могу я, бедный слуга Господа, бороться с теми, кто издевается и насмехается над ним?!
– И тем не менее я пленница республиканцев, а вы, господин аббат, мой тюремщик.
– Увы, – снова вздохнул он. – Но я ничем не могу изменить этого, вот мое единственное оправдание. Видите ли, я находился здесь с детьми моей сестры, с Франсуа и Фелисите. Бедные невинные ягнята, которых эти исчадия ада готовы были отправить на бойню. Прошлой ночью, – быстро рассказывал он, – солдаты ворвались и вытащили их из комнаты, в которой, несмотря на творящиеся вокруг ужасы и страдания, нам удавалось быть счастливыми. Я имел возможность служить обедню, а милые дети – читать утром и вечером, сидя рядом со мной, молитвы.