Неумолимый
Шрифт:
В течение следующих десяти лет я писал главным образом вестерны, почти все для издателей, выпускающих книги в бумажных обложках. Это была ученическая работа, и я изъял из продажи почти все эти произведения, вернув себе право на публикацию. Я их не стесняюсь, просто не хочу смущать современный читательский мир такими реликтами.
В то же время я начал пробовать себя в детективном, военном и историческом жанрах. В двадцать лет я широко путешествовал по западным странам, от Хельсинки до Танжера, от Стамбула до Лох-Несса, от Берлина до Анкориджа, от Монреаля до Тихуаны. Стало ясно, что в мире масса любопытного и кроме ковбоев. В своем писательстве я руководствуюсь
Я не слишком-то склонен считать себя автором детективов, автором вестернов, автором триллеров или автором, приверженным любому другому жанру. Я просто рассказчик историй. Если в них есть что-то общее, то я назвал бы это драматическим конфликтом – они больше тяготеют к действию, чем к логическим рассуждениям или самоанализу. Только оговорюсь насчет "действия" – как правило, я избегаю жестокостей, во-первых, из отвращения (дело вкуса!), во-вторых, по убеждению, что нельзя путать жестокость с саспенсом (это мое личное мнение).
Поскольку по одной из моих книг – "Смертельному желанию" ("Death Wish") – был снят популярный фильм, я, кажется, получил известность. Хотя известность и коммерческий успех приятны, я не люблю этот фильм из-за внушенного публике превратного представления о самом произведении. Этот роман – единственный написанный мной современный городской триллер и одна из очень немногих моих книг, где нет главного героического персонажа. В отличие от "Смертельного желания", почти все мои произведения – романы в старом смысле этого слова. В душе я абсолютно не циник.
Я не слишком претендую на звание "детективщика". Обычно в моих рассказах акцент на раскрытии тайны не ставится. А ведь известна разница между детективом и триллером: детектив начинается с преступления, в триллере же преступление если вообще и совершается, то скорее в конце, чем в начале. Если следовать этому определению, я автор триллеров. Но предпочитаю быть просто писателем".
Брайан Гарфилд – великолепный рассказчик, его простой и живой язык захватывает читателя, заставляя переворачивать одну страницу за другой с неослабевающим интересом до самого конца повествования. Будучи плодовитым писателем, мастером разнообразных жанров от вестернов и исторических легенд до шпионских триллеров, он создал лишь несколько произведений, подпадающих под общепринятое определение детектива. Он не придумал такого сыщика, как Пуаро или Мегрэ, приключения которых переходили бы из одной книги в другую. Весьма немногие герои, подобные агенту ЦРУ Чарли Дарку, удостоились серии книг; большинство персонажей играют свою роль в единственной книге. В немногочисленных традиционных детективах главные герои заняты поисками разгадки убийства, совершенного до начала действия романа; в триллерах они изо всех сил стараются не стать жертвой намечающегося преступления. Излюбленная сцена действия – юго-запад Америки, хотя персонажи Гарфилда оказываются и в таких местах, как московский ГУМ, Уолл-стрит в Нью-Йорке и бомбоубежище в подвале сената США.
Хотя действующие лица и обстановка меняются, мир, в котором они существуют, остается в целом одинаковым из романа в роман. Этому миру грозят такие жадные до власти организации, как мафия, ФБР, ЦРУ, КГБ; миру Гарфилда грозит даже полиция, впрочем, не столько по злобе, сколько из-за профессиональной некомпетентности. Тем не менее, многие герои Гарфилда вышли из этих самых организаций, однако к началу истории либо с ними расстались, либо лишились иллюзий. Саймон Крейн из "Предумышленного убийства" ("The Hit") – столь же триллера, сколько и детектива, ибо Крейн должен разгадать загадку ради спасения своей собственной жизни, – бывший коп, который из-за ранения в результате выстрела коллеги-полисмена рано ушел в отставку к облегчению вышестоящих боссов. После сражений в поисках этой разгадки как с мафией, так и с полицией, Крейн никому из официальных властей не доверяет ни суд, ни дележку добычи, так как считает, что Система высоко ценит правила игры, но никогда не задумывается, имеет ли сама игра хоть какой-нибудь смысл. Даже Сэм Вашмен в "Неумолимом" ("Relentless") и "Охоте втроем" ("The Threepersons Hunt"), служитель закона, патрульный в родном штате писателя Аризоне, не обладает полнотой полномочий. Его постоянно обходят при повышении, так как в нем течет кровь индейцев навахо. В обоих романах Вашмен вершит правосудие не столько из профессионального долга, сколько из-за дружбы с подвергшимися преследованию индейцами.
Впрочем, несмотря на угрозы, мир Гарфилда редко лишен надежды. В этом мире грубоватые, но принципиальные индивидуалисты способны преуспеть в борьбе со своими врагами, порой хоть и нарушая, но в целом признавая общепринятые законы. Исключение составляет Пол Бенджамин, бдительный убийца из романа "Смертельное желание" и его продолжения "Смертный приговор" ("Death Sentence"): этому самому непокорному персонажу Гарфилда хуже всех удается примириться с миром. В конце концов он отказывается от своего личного способа правосудия отчасти с помощью обычного для романов Гарфилда средства – любви. Никогда не подвергавшийся официальному наказанию, Бенджамин все-таки обречен на страдания: наказанием ему становится расставание с женщиной, чья любовь вернула ему здравый смысл, отчего он вынужден провести остаток жизни в полном одиночестве. Любовь в мире Гарфилда часто рискованна, но столь же часто стоит риска, нередко заставляя злодеев свернуть с пути насилия, как в "Откате" ("Recoil") и в "Глубоком укрытии" ("Deep Cover").
Многими персонажами Гарфилда, которые оказываются преследуемыми или преследователями, движет чувство мести: "Охота – единственный естественный для мужчины образ жизни" ("Игра в классики", "Hopscotch"). Однако в высоконравственном мире Гарфилда для завершения охоты не требуется убийство. Чарли Дарк заявляет: "Я спокойно отказываюсь убивать" ("Положись на Чарли", "Trust Charlie"). Мир Гарфилда признает разницу между нравственным и писаным законом, допуская нарушение некоторых официальных законов ради нравственного правосудия. И все-таки убийство недопустимо – это усваивает даже Пол Бенджамин.