Неуставняк-1
Шрифт:
Историй о собственной жизни хватило на день, анекдоты протравили за час и поэтому все пребывали в праздном безделье. Интересовало одно – как там в войсках, в десанте, в учебке? Иногда в купе заныривал сержант и рассказывал невероятные вещи про десантирование машин, о том, как трудно служить и как его друзья по учебке воюют в Афганистане, и мы мечтательно примеряли всё это на себя.
…Эта поездка делала историю, которая, вписавшись в наши сердца, никогда не забудется! Чего стоила только встреча со спортсменом, жившим в нашем купе, который имел четыреста прыжков с парашютом!!! Его опыт просто давил, заставляя кулаки чесаться, чтобы доказать и свою состоятельность. Но только назначенное сержантами братство
И знаете, я потом горько пожалел, что тогда за гордость его неуёмную не набил рожу этому хилому мастеру спорта, убившему впоследствии своего командира взвода, понадеявшись на собственную исключительность!…
В то время я уже виртуозно расправлялся со стаканом водки и мог безболезненно переварить литр, чувствуя с утра лёгкую потерю здоровья. Большие количества меня не прельщали, и потребности в них не было, но среди нас находились и профессионалы, которые знали, что такое опохмел!
Вечером, сделав распоряжения своим помощникам по раздаче провианта, я в составе нашего купе позволил себе немного выпить – закуской выступала общественная тушёнка, запивали остуженным чаем. Конечно же, мы всем вагоном перезнакомились и перебратались. Парни напились в хлам, а я в первый раз позволил себе не вести меня до точки и выпил не более стакана. Ответственность если и не трезвила, то останавливала на дальнем подступе к потере рассудка, и потому пьяные уговоры на меня не действовали. Я залез на свою полку и попробовал прочитать посмертное послание неизвестного героя, но шум не позволял сосредоточиться, и я, свернув листы, положил их в оставшиеся от изъятого паспорта корочки. Во время движения строем до станции, при долгом стоянии перед погрузкой в вагон я пробовал рассуждать о поступке нашего Третьего, но скоро пришёл к выводу, что Четвёртых природа не держит и уничтожает сама.
Утро следующего дня почти все встретили с барабанной дробью в собственных висках, и организованного завтрака не получилось. Я своим помощникам, а ими оставались те три дневальных, что накануне были назначены мне в подчинение, приказал раздать на каждых четырёх человек по три банки каши и по одной пачке сухарей, но только малая доля этого провианта была уничтожена. Через час эта тройка вновь прошла по вагонам, чтобы собрать несъеденный провиант и вернуть его на продовольственный склад.
Утро первого дня принесло восемьдесят процентов возврата, обед – пятьдесят. Положение с питанием переставало быть критичным, и если учесть, что о реальном запасе тушёнки могли предполагать только товарищи в погонах, а знали лишь я и Костя, то жить было можно. Вечер первого дня пути для роты наступил почти сразу после обеда. Сержанты в очередной раз занесли водку в купе старших командиров и проследовали вдоль наших вагонов с целью, собрав немного денег, опохмелиться всем личным составом. Те немногие спортсмены, которые принципиально не принимали её, проклятую, живо назначались старшими над кем-нибудь или ответственными за что-нибудь. Вы, наверное, представили хаос? Нет, хаоса не было, а был пусть и пьяный, но железный армейский порядок. Во время следования одно купе освободили и в него заселились офицеры от разноцветных войск. Их сержанты иногда появлялись, но сокращали свои визиты до минимума. Для связи с личным составом цветных возле купе стояли двое посыльных из числа ополченцев. Посыльные поочерёдно менялись, но были и преданные этому посту, упорно отказывавшиеся его покидать.
На третий день пути у меня с одним из них состоялся откровенный разговор, который длился часа полтора под стук колёс, рыдания и сопли. А мне это было надо?!?
Окруженцы
Я постоянно ссылаюсь на цвет. Цвет в армии, как жопа мандрила павиана: успех самца этих обезьян – это, в первую очередь, яркость его боевого окраса на морде и заднице. Кто,
Если приглядеться, армии всех стран мира по сути своей – хвосты павлинов, но без этого обойтись нельзя. Ведь если не будет альфа самцов, то к чему стремиться обычным самцам рода? Соревнование и стремление к главенству прошито в нас самой природой. Глядя на десантников, пехота становится варягами и готова сметать города. Присутствие любого воина из элитного подразделения делает невероятное: от одного только нахождения на стрельбище откомандированного прапорщика десантных войск показатели по стрельбе на точность увеличивались с тридцати до восьмидесяти пяти процентов у солдат первого года службы!
Чернота, краснота, зелёные, голубчики или голубки – все эти армейские прозвища определены цветом парадных петлиц, а оттенки назначаются по роду или виду войск, которые легко узнаются по эмблеме на той же петлице. Если у солдата цвет петлицы чёрный – Чернота. Но на чёрной петлице железнодорожных войск прикреплена эмблема, которая включает в себя крылья самолёта, морской якорь, молоток и штангенциркуль. Как, скажите, можно назвать подобное сочетание! – подводная авиация?! Не знаю, как в других войсках, а в десанте вся Чернота без явно представленного образа их рода войск называется – Мабутой. Пусть лингвисты определяют корень данного слова, а для меня и для вас это аксиома. Особым уважением в десанте пользуется пехота, её так и зовут – Пяхота, «я» в корне слова вставлена для ударения на слог и подчёркивает решимость вести позиционные бои. В этом «Я» весь потаённый смысл желаний – на их эмблеме венок из ветвей кустарника или дерева и звезда нескромной величины. Одним словом, «Сижу в кустах и жду героя». Петлицы красного цвета, но краснотой (ударение на первое «о») их не называют. К Красноте относятся все остальные эмблемы на фоне красной петлицы. На чёрной петлице танк – танкисты, а вот внутри своих войск всех, кто занят на бронетехнике, кличут – Саляра (буква «а» в слове обязательна, а ударение на «я»). По мере расширения кругозора я буду вам расшифровывать скрытый смысл слов и названий.
Посыльный ополченец из мабуты зашёл в мой склад после возврата несъеденных продуктов утром третьего дня пути. Население наших вагонов стало более отзывчиво относиться к потребностям своего организма, но всё равно утреннее похмелье снижало аппетит и позволяло увеличивать запасы продовольствия. Во мне проснулся маленький хозяйчик, которого так виртуозно сыграл Лев Дуров в фильме «Бумбараш». Я понимал, что все мои запасы конечны, конечна и должность, но ничего не мог с собой поделать. Мне нравилось быть начальником и нравилось складировать невостребованный провиант.
– Саня, разрешите войти? – Он стоял в створе дверного проёма.
– Тебе чего? – Было неприятно, что отвлекли от подсчёта богатства.
– Ты меня не помнишь? Я учился с вами в техникуме в параллельном потоке.
Я вгляделся в лицо, но в этом мальчике не увидел своего однокурсника. Он был настолько зависим от обстоятельств, которые вынудили его стать вечным посыльным, что изменения, произошедшие с ним, исказили некогда приятные черты.
Эта мысль пришла чуть позже, а сейчас я его не узнал.
Я действительно воспринял его как мальчика – испуганного, ищущего участия и покровительства, а манера говорить одновременно и на ты, и на Вы подчёркивала его сиюминутную неуверенность. Он походил на немца, взятого в плен под Ельней в декабре 1942 года, которых часто показывают в хрониках той войны.
– Ну, заходи, гостем будешь. – Я не считал нужным долго держать дверь открытой.
– Саша, у тебя есть что поесть? – спросил мой нескромный гость и заплакал.
Такой поворот событий был неожидан. Я без лишних вопросов достал с полки для чемоданов банку тушёнки и открыл.