Неуставняк 2
Шрифт:
Паузы, вставляемые в его монолог, нужны были лишь для набора воздуха, которого ему требовалось очень много, так как говорил он пулемётными очередями без перевода духа.
– Вы даже не мародёры! Я опять оговорюсь, что пока не все! Те хоть следов не оставляют – взяли и исчезли! И не дебилы – у них хоть простейшая, но есть всё же защитная реакция! Вы – Питекантропы! Недочеловеки, которые совершенно не различают цвета и не могут предугадать последствий совершённых ими деяний!
Рота молчала, можно было видеть каждого, кто причастен, а кто нет к переодеванию, которое привело к этому маскараду с вступительным диалогом,
– У вас что, полностью отсутствуют зачатки разума? Так как же вы собираетесь на гражданке строгать детей? У вас ведь не получится!!! Там, если знаете, а если нет, то я подскажу, есть две дырки! Так я уверен, что вы попадёте не в ту! И слава Богу!!! У вас не будет вашего продолжения, которое не будет стремиться в десантные войска, чтобы так бездарно мародёрить молодых!
Он не стал продолжать, а, повернувшись к нам, приказал: – Младший сержант Смирнов, введите вновь прибывших в расположение и постройтесь перед Ленинской комнатой.
Дима вышел из нашей шеренги и начал отдавать команды.
– Евгенич, пропусти этих в Ленинскую комнату, – сказал ротный, обращаясь к всё ещё стоявшему на крыльце старшине первой роты.
– Проходите, проходите, богатыри. – Он с довольной миной откупорил проход и услужливо встал сбоку.
Вид, конечно, был печальным. Только я оставался в первозданном тельнике, который мне выдали за день до исхода из учебного батальона.
Если бы вы знали, как мы ими гордились. Всё лето мы провели в майках, но очень хотелось, ну просто очень, полноценную тельняшку. Мечталось, что она пройдёт со мной до конца моей службы, и чтобы никогда её не опозорить. Сейчас же мои сокурсники стояли в рваных обносках и безразмерном тряпье – то, что на них было одето, по-другому не назовёшь.
В Ленинскую комнату Хряпин вызывал по очереди, самолично приглашая каждого войти, но меня он оставил на закуску.
Три ряда светло серых парт, непонятный железный ящик радиоаппаратуры, цветной телевизор, наглядные материалы, изображающие достаток государства по отношению к одна тысяча девятьсот тринадцатому году, неизменный для таких комнат бюст Ленина и плакаты с геройскими лицами Мироненко и Чепика. На них страшные, измождённые ненавистью душманы рвутся в пещеру, которую вместе с собой взорвёт один из них, и далёкий взрыв дувала, организованный другим. А вечная память в образе звезды героя Советского Союза, словно вырванное из их груди сердце, нескромно прорисована в углу каждого плаката.
– Ну садись. – Он провёл меня до конца комнаты на галёрку и сел за заднюю парту, предложив сделать то же, но через узкий проход.
Только сейчас я смог увидеть не прикрытое гримасой лицо этого командира. Он изучал меня, а я откровенно пялился на него. Книжник, умница и балагур, человек, во всём отдающий себе отчёт, понимающий всё и смотрящий в корень проблем. И главное, он понимал и знал всё и без нашего объяснения, но формальности ради решил с нами поиграть, вернее, поговорить.
Всё!
…Всё, капитан Хряпин через несколько минут, подытоживая наш с ним разговор, перестанет быть для меня командиром, так как я пойму его сущность, поняв бесполезность. Ещё через месяц он покинет Афганистан и вытрет себя из моей жизни окончательно. И лишь его манера говорить не матерно, много и погано осталась в моей памяти, как и его лицо.
Если
– Я сначала хотел наказать только тех, кто это сделал! Потом у меня появилась мысль, что стоит наказать всех, включая и этих податливых барышень, но знаете, мне Куделин открыл глаза на очевидное! – Именно сейчас я меньше всего хотел бы светиться, но он рулил, и это выходило мне боком. – Во-первых, он единственный, кто в вашем прогнившем мерзостью неуставщины коллективе смог остаться при своих! Кроме того, он прав, что спрашивать с них за то, что случилось, Бесполезно! Они приехали на смену отслужившим свой долг и надеялись в первую очередь на радушный приём! А тут? Стая хищных подонков обобрала их, не сказав даже «здрасьте»! – Он сделал паузу и, рванувшись на правый край строя, заголосил: – Ты что улыбаешься? Тебе, Нуфер, даже при свете дня не стыдно! Вон твои сослуживцы хотя бы глаза опустили, а ты стоишь здесь и ухмыляешься! Не знаю, за что тебя Ладога так поднимал – наверно, хорошо жопу вылизывал и стучал!? А как лизать стало нечего и стучать не на кого, разве что на себя самого, бросился в крайность – перешёл в зоофилы! Слонов трахать?! Причём, прошу заметить, не своих Слонов, а чужих! так как тебе даже по вашим понятиям это уже не положено!!!
– Я, товарищ капитан, – дерзнул ответить обвиняемый, но напор его дерзости был застенчив, как обморок женщины.
– Что, ты?! – Хряпин отмахнулся от его поползновения на лепет и с большей силой продолжил: – Я всегда говорил, что всё говно происходит от твоей подлой еврейской душонки, которая постоянно ищет выгоду! Что застеснялся? Сказать нечего!? А я вот скажу! Чтобы вот этим красавицам неповадно было, – он махнул рукой в сторону нашей шеренги, – чтобы все зарубили себе на носу и запомнили! Я в жизни повидал многое, но такое говно, что вы устроили вашей смене, не приемлю! Ведь ты же, Нуфер, завтра уедешь осеменять просторы нашей Родины, оставив их защищать твоё бренное тело! Как ты думаешь, они захотят тебя защищать?!
– А что всегда я! – фальцетом взмолился Нуфер.
– И знаешь, Нуфер, я рад, что у тебя никогда не будет сыновей, – ротный словно вошёл в тему и перестал обращать внимание на всех и вся, – потому что тебя зачали не естественным путём, так как такие недоноски не могут быть зачаты традиционно! Тебя зачали в телефонной будке по средствам симплексной связи! Твоя мама заскочила в телефонную будку, взялась за трубку и – бац! Залетела!
– … – Нежданная пауза и пустота, словно один договорил, а другой ещё не переварил.
– Вот мать-то, товарищ капитан, тут при чём! – с высокой степенью обиды сказал Кучеренко.
Хряпин, видимо, и сам понял, что в своём монологе зашёлся, но, переломив ситуацию, закончил: – Ты прав, ни при чём! Она же не знает, что её сын вырос подонком. И, слава богу, наш Федя поедет на волю с чистыми погонами и голой грудью!
– Всем встать в строй, – скомандовал он, и пока строй роты принимал нас, оправился, чесанул прядь чёлки назад и залихвацки водрузил на себя фуражку, – вечером всех отъезжающих приглашаю на последнюю прогулку по плацу полчка, а чтобы было не грустно, то и провожающие также потопают ножками.