Неведомое путешествие за пределы последнего табу
Шрифт:
Настоящей трансформацией будет твой собственный опыт; тогда сомнения могут никогда больше не вернуться. И, узнав, ты будешь удивлен тем, что все, что тебе говорили поэты: что смерть — это сон, глубокий сон, вечный сон, — было ложью. Утешительной ложью, красивой ложью, полезной ложью, но ложь есть ложь, и может помочь только на время.
Точно так же, когда ты слишком встревожен и напряжен, ты принимаешь алкоголь. Да, на несколько часов ты забудешь все свои проблемы и напряжения, но алкоголь не может удалить тревоги навсегда; он не может их решить. И пока ты топишь себя в алкоголе, эти тревоги
Тогда это становится образом жизни: снова и снова опьянять себя, чтобы забыть, — но снова и снова тебе придется обращаться лицом к жизни. Это не разумный способ жить.
Весь мой подход — подход экзистенциального опыта. Я не хочу, чтобы вы были верующими, я хотел бы, чтобы вы переживали опыт сами. Я не хочу вас убеждать. То, что я говорю, — мой опыт: никакой смерти нет. Я не говорю тебе: «Верь, что смерти нет». Я просто выражаю и делюсь опытом, что смерти нет. Это вызов, это не попытка тебя убедить. Это вызов — приди и исследуй.
Ко мне часто приходит страх смерти, интенсивный и сильный, и страх того, что придется покинуть всю эту красоту, эту дружбу и любовь. Как возможно расслабиться в этой определенности смерти?
Во-первых, расслабиться можно, только если смерть определенна. Расслабиться трудно, потому что все неопределенно. Если ты знаешь, что умрешь сегодня, весь страх смерти исчезнет. Какой смысл терять время впустую? У тебя есть только один день, чтобы жить: жить как можно более интенсивно, жизнь как можно более тотально.
Смерть может не прийти. Смерть не может прийти к людям, которые живут очень интенсивно и очень тотально. И даже если она придет, те люди, которые жили тотально, приветствуют ее, потому что это огромное облегчение. Они устали жить, они жили так тотально и интенсивно, что смерть приходит как друг. Точно как за целым днем тяжелой работы следует ночь, и приходит глубокое расслабление, прекрасный сон, так и смерть следует за жизнью. В смерти нет ничего уродливого; нельзя найти ничего чище ее.
Если приходит страх смерти, это означает, что есть какие-то зазоры, незаполненные жизнью. Поэтому эти страхи смерти очень показательны и полезны. Они показывают, что твой танец может быть еще немного более быстрым, что ты должен зажечь факел своей жизни одновременно с обеих сторон. Танцуй так быстро, чтобы танцор исчез и оставался только танец. Тогда невозможно, чтобы к тебе приходил страх смерти.
«И страх того, что придется покинуть всю эту красоту, эту дружбу и любовь». Если ты тотально здесь и сейчас, кто заботится о завтра? Завтра позаботится о себе само. Иисус прав, когда молится Богу: «Господи, пошли мне ежедневный хлеб». Он даже не спрашивает о завтра, сегодня достаточно самого по себе.
Тебе придется научиться тому, что в каждом мгновении есть собственная законченность.
Страх того, что тебе придется покинуть все это, существует лишь потому, что ты не полностью живешь в этом мгновении; иначе времени нет, и нет ума, и нет пространства.
Одного купца спросили:
— Сколько тебе лет?
— Триста шестьдесят, — ответил он. Человек не мог этому поверить. Он сказал:
— Пожалуйста, повтори. Может быть, я не расслышал.
Купец закричал:
— Триста шестьдесят лет!
— Прости меня, — сказал человек, — но я не могу в это поверить. Ты выглядишь так, словно тебе не больше шестидесяти!
Купец сказал:
— Ты тоже прав. Что касается календаря, мне шестьдесят. Но что касается моей жизни, я прожил в шесть раз больше, чем кто-либо другой. За шестьдесят лет мне удалось прожить триста шестьдесят лет.
Все зависит от интенсивности.
Есть два способа жить. Первый — способ буйвола: он живет горизонтально, по линии. Другой — способ будды. Он живет вертикально, в высоту и глубину. Тогда каждое мгновение становится вечностью.
Не трать время на ерунду, но живи, пой, танцуй, люби так тотально и переполняюще, как только возможно. Никакие страхи не будут в тебя вмешиваться, и тебя не будет беспокоить, что случится завтра. Сегодня достаточно самого по себе. Прожитое, оно так полно; оно не оставляет никакого пространства, чтобы думать о чем-то еще.
Мне угрожает смерть. Я это принимаю, или мне кажется, что принимаю, но потом многие люди болеют и попадают в больницу, и случается смерть, и тогда у меня в животе возникает огромный узел страха. Я так боюсь смерти и умирания; это так выводит меня из равновесия.
Смерть — это проблема. Ты можешь ее избегать и откладывать, но не можешь ее полностью рассеять. Ты должен с ней столкнуться. Только пройдя через нее до самого конца, ты можешь ее рассеять, — до самого конца. Это очень рискованно, и это вызовет в тебе сильный страх: все твое существо начнет дрожать и трястись. Сама идея умирания неприемлема. Это выглядит таким несправедливым и таким бессмысленным. Если человек должен умереть, какой тогда смысл в его жизни? Тогда зачем я живу, для чего? Если, в конце концов, происходит только смерть, почему бы не совершить самоубийство прямо сейчас? Зачем вставать каждое утро, тяжело работать, ложиться спать, снова вставать, тяжело работать, ложиться спать — ради чего? Просто чтобы умереть в конце?
Смерть — это единственная метафизическая проблема. Именно из-за смерти человек начинает думать. Именно из-за смерти человек становится созерцающим, медитирующим. Фактически, именно из-за смерти родилась религия. Вся заслуга принадлежит смерти. Смерть взволновала сознание каждого. Такова проблема; ее нужно решить. В этом нет ничего плохого.
«Мне угрожает смерть» — смерть угрожает каждому. Мартин Хайдеггер сказал: «Человек — это бытие, движущееся к смерти». И это прерогатива человека. Животные умирают, но не знают, что умирают, не знают, что умрут. Деревья умирают, но у них не бывает никакого столкновения со смертью. Это прерогатива человека: знать, что он умрет. Поэтому человек может вырасти за пределы смерти. Поэтому есть возможность проникнуть в смерть и преодолеть ее.