Неведомые поля (сборник)
Шрифт:
– Она прекрасна, — сказал Фаррелл.
– Видели бы вы, какова она в ее лучшую пору, — сказала леди Хризеида.
– В этом году она рано начала линять, из одного лишь чувства противоречия, и потом она уже так стара и слаба, что навряд ли сможет даже на спор взять дичь в угон. Сможешь, Стрега?
Рыжехвостка задумчиво ответила: «Кэк», — она никак не могла решить стоит ей затравить Фаррелла или не стоит.
За спиной у Фаррелла герцог Фредерик ответил вместо птицы:
– Добрая дама, пять баксов порукой, что она возьмет кролика еще до того, как Микаэла успеет даже приблизиться к куропатке.
Он подтягивал ремешки на клобучке
– Ну хорошо, я полагаю, нам следует начать. Похоже, что лорд Гарт и леди Эйффи уже не появятся, а собаки того и гляди спятят от нетерпения. Именем короля Богемонда и Святого Кита — вперед!
На место общего сбора явились шестеро, все в полных костюмах, с двумя собаками и шестью птицами — только у Фаррелла, Джулии и Хамида ибн Шанфара не имелось ни того, ни другого. Слева от них, скрытое защитной полосой эвкалиптов гудело и бормотало береговое шоссе; впереди тянулся к неуловимому горизонту покрытый серо-зелеными и голубовато-серыми пятнами луг с по-летнему короткой стерней. Члены Гильдии Сокольничьих шагали по лугу среди этой живой пустоты, и каждый разделял незрячее безмолвие с накрытой клобучком птицей, горбившейся на его кулаке. Один только Фредерик и отличался веселой разговорчивостью, он не уделял Микаэле видимого внимания, разве что время от времени поглаживал ее по ногам.
– Микаэла родом из канадских кречетов, — объяснял он Фарреллу с Джулией. — Это самые крупные из соколов и самые быстрые. Пикировать на добычу, как сапсан, она не умеет, зато на равнине сравниться с ней не способен никто.
– Это они предназначались для императоров? — спросила Джулия.
Фредерик покачал головой.
– Для королей. Императорам и папам полагалось охотиться с орлами. У меня был когда-то беркут, но я его потерял, — на миг его темное асимметричное лицо замкнулось, приобретя сходство с лицами прочих охотников.
– Его звали Саладин. Мне не следовало охотиться с ним. Хамид помнит.
– Вы собираетесь рассказать мне, что я помню и чего не помню? — спокойно поинтересовался Хамид. Белое одеяние как бы стекало с него — белое от тюрбана до туфель, не считая кинжала с красной рукояткой, торчавшего за белым кушаком. Он продолжал: — Я вовсе не помню, как вы его потеряли. Я помню, как вы отпустили его.
Фредерик не ответил. В разговор негромко вступила леди Хризеида:
– В сущности, это одно и то же. С ловчей птицей прощаешься всякий раз, как подбрасываешь ее в воздух, — хочешь ты того или не хочешь, а приходится в эту минуту говорить ей «прощай». Как бы хорошо ты их ни знал, не тебе решать, уйдут они или вернутся. Они возвращаются, если им того хочется. Выбор всегда за ними.
Пообок с умиротворенностью, удивлявшей Фаррелла, который никогда не видел профессиональных взгонщиков за работой, трусили два пойнтера. Сухая трава покалывала его ступни сквозь дырочки для шнурков. Поглядывая на своих спутников в накидках, дублетах и коротких штанах с рейтузами, несущих на одной руке птиц, а в другой колодки с заостренными ножками, он ощущал себя участником религиозной процессии,
– И скитался Святой Кит по земле, творя в ней великие чудеса, — напевно повествовал Хамид резковатым, завораживающим говорком, к которому он прибегал, пересказывая легенды Лиги. — Ибо исцелял он увечных и воскрешал усопших, и речами своими смирял свирепство вулканов. И утешал он неправо обиженных и беспомощных, и был им защитником. Восславим же Святого Кита, ходящего на хвосте.Последняя фраза повторялась раз за разом, наподобие рефрена.
– Я что-то не помню этого места насчет вулканов, — сказала Джулия. Ее костюм мало отвечал принятым правилам — колготки, свободная, слишком просторная для нее дымчатая блуза и нелепый, принадлежавший Фарреллу лиловый берет размером с небольшую пиццу. Леди Хризеида дала ей понести Стрегу, и Джулия держала кобчика близко к лицу, что тревожило Фаррелла.
– Только что вставил, — обычным своим голосом ответил Хамид. — Не все же ему сажать яблони да изобретать соевый сыр.
Он вновь вернулся к ритуальному речитативу легенды.
– Но увы, сошлись однажды властители и обратились друг к другу с такими речами: «Доколе продлится сие? Или позволим мы бессмысленному морскому скоту облечь себя именем чудотворца и отнять у нас любовь наших подданных? Ну уж нет уж, Джек, уж это навряд ли!» Но простой народ повторял: » Восславим Святого Кита, ходящего на хвосте.»
Прямо под носами собак из густой лебеды выскочил кролик, в ошалении проскакал несколько секунд, сопутствуя охотникам, и невредимый, юркнул в нору под корнями виргинского дуба. Это был первый признак жизни, замеченный Фарреллом, начинавшим уже гадать, что же, собственно, служит птицам добычей в сухо похрустывающих под ногами лугах. Герцог Фредерик, махнув рукой в сторону кролика, сказал:
– Они тут кишмя кишат. И перепелки всех родов, и куропатки тоже. Около года назад какой-то малый, пытаясь привлечь сюда охотников, поселил здесь уйму кекликов и фазанов. Ничего у него толком не вышло, по-моему, только мы одни в этих местах и охотимся, но для ловчей птицы эти луга — истинная кондитерская лавка, — он ласково притиснул незащищенный кулак свободной руки к клюву Микаэлы, и та, легко куснув его, со странной, превратной нежностью потерлась клювом о костяшки хозяйских пальцев.
Хамид напевал:
– И тогда властители приказали, чтобы все до единого рыцари той земли выступили против Святого Кита, и всякий из оных поспешил исполнить приказ, и лишь трое рыцарей не подчинились ему и покрыли себя позором, и были убиты. И призвали они всех в той земле, носивших оружие, и каждый меч и копье, кинжал и топор, и пику, и всякую деревенскую косу и дубину, дабы каждое из сих орудий нанесло Святому Киту свой собственный смертоносный удар. Так оно и свершилось, и лишь семеро мечей не коснулись его, ибо они по собственной воле изогнули свои клинки, став единственными в истории рода людского мечами, воистину обратившимися в орала. Так восславим же Святого Кита, ходящего на хвосте, — он улыбнулся Фарреллу, показав лишь самые краешки зубов.