Неведомый Памир
Шрифт:
Несмотря на то, что к началу размножения вьюрки кормятся и вообще проводят большую часть времени на высотах 3600 - 4200 метров, гнезда они начинают сооружать высоко, там, где горы еще усеяны тающими снежниками. Ниже 4600 метров искать гнезда бесполезно. Мне приходилось встречать птиц, таскавших корм в гнезда, на высоте 5 тысяч метров, под самыми вечными снегами. Что заставляет вьюрков гнездиться так высоко? Мне думается, что главной причиной является влажность. При крайней общей сухости нагорья верхние пояса все же получают заметно больше осадков, и влажность воздуха там выше. Примечательно, что жемчужные вьюрки, пожалуй, единственные на Памире птицы, определенно предпочитающие для гнездования северные и западные склоны, значительно более холодные, чем южные, но зато получающие гораздо больше влаги.
Удивительны сами гнезда вьюрков. На Памире, где ночные заморозки летом - вещь обычная, большинство мелких птиц строит очень теплые,
Когда гнездо готово, самка откладывает четыре чисто белых яйца. Белые, без всякого пигмента, яйца обычно бывают у птиц, гнездящихся в дуплах или норах, куда не проникают лучи солнца. Среди вьюрковых птиц северного полушария жемчужный вьюрок - единственный вид, несущий белые яйца. Это, во всяком случае, свидетельствует о большой древности гнездования в норах под камнями.
В первые дни насиживания, когда самка еще не сидит так плотно, она днем, в самое теплое время, слетает вниз на луга покормиться. Здесь самец начинает ее подкармливать - очевидно, чтобы ускорить дело: пока она набьет свой зоб мелкими семенами, а ведь каждое еще надо очистить! Но заставить самца кормить себя, видимо, не так просто, потому что в первое время самке очень долго приходится его просить. Она скачет в густой траве вслед за ним, пищит и трясет крыльями, как голодный птенец, недавно вылетевший из гнезда. Бьет, как говорится, на инстинкт. Подобные сценки наблюдались некоторыми зоологами и сбили последних с толку. Они приняли выпрашивавших корм самок за вылетевших из гнезд молодых птиц, решив, что вьюрки на Памире размножаются полутора месяцами раньше, чем на самом деле.
К концу насиживания самка все реже и реже отлучается из гнезда, и теперь уже самец регулярно сам поднимается сюда и кормит ее. Когда вылупляются птенчики, весящие всего два грамма и едва прикрытые редким пухом, самка в первый день тоже не покидает гнезда, усердно греет птенчиков, и самец один кормит всех. Но постепенно и самка включается в эту операцию. Учтите, что птице приходится таскать корм с лугов, нередко расположенных на целый километр по вертикали ниже гнезда. Семена же собираются и очищаются медленно, поэтому очень выгодно становится транспортировать сразу большие порции корма, кормить редко, но метко.
Видимо, в процессе достаточно длительной эволюции в высокогорных условиях у жемчужных вьюрков выработалось замечательное приспособление для переноса больших порций семян, так называемые подъязычные мешки. Они образуются только на период выкармливания птенцов и у самцов, поскольку они сначала кормят самок, развиваются раньше. Мускулы и кожа под языком птицы становятся чрезвычайно эластичными. Под давлением поступающих сюда семян они растягиваются, образуя два подъязычных мешка, способных вместить изрядную порцию корма. Этой порции обычно хватает, чтобы набить пищеводы всем птенцам за один присест. Время кормления - самое трудное для вьюрков. От зари до зари они трудятся на зеленых лужайках гор, без устали очищая созревающие семена и набивая ими свои «сидоры». С кормом к гнезду они прилетают редко, один раз за сорок - пятьдесят минут. Мешки при этом набиваются так, что выпячиваются на горле, и перья на шее встают торчком.
Вверх, к гнездам, вьюрки летят тяжело, с частыми остановками. Зато вниз они несутся во весь дух, используя все преимущества пикирования. Оторвавшись от склона, вьюрок делает несколько сильных взмахов и переходит на скользяще-пикирующий полет, двигаясь вниз параллельно склону со слегка отставленными назад крыльями. Когда скорость становится слишком высокой, а высота над склоном - небольшой, птица слегка тормозит полет несколькими взмахами крыльев. При этом скорость падает, а птица опять набирает высоту над склоном, и опять все повторяется сначала. Скорость при таком полете временами бывает настолько велика, что за мчащимися птицами едва можно уследить взглядом. С отвесных скал вьюрки могут нестись вниз почти вертикально. Среди скал, обрывов, склонов пикирующий полет на такой скорости требует исключительно быстрой реакции на все изменения в пути, необычайно высокой маневренности. Птенцы быстро растут, и количество корма, потребное им, неумолимо возрастает. Но массовое плодоношение трав к этому времени начинается на все больших и больших высотах, и плодоносящая полоса, перемещаясь вверх, с каждым днем приближается к гнездам вьюрков. Летать за кормом становится все ближе. Но вот наступает день вылета из гнезда. Выбравшись наружу, на яркий свет, птенцы в первый день сидят поблизости на каком-нибудь камне и, чвинькая, как наши воробьи, выпрашивают корм у пролетающих вьюрков. Потом выводки спускаются прямо на луга, где и остаются до конца лета. Собственно, конец лета наступает вскоре после вылета птенцов, в конце августа. Погода еще стоит хорошая, солнце сияет вовсю, но ночные заморозки становятся все сильнее, и над перевалами появляются первые стаи перелетных птиц.
Осенью вьюрки поднимаются к снежной линии и, сбиваясь в огромные стаи, живут в самых верхних частях хребтов. Отсюда их изгоняют только снегопады, которые с наступлением зимы постепенно сдвигают снежную линию все ниже и ниже. Наступает суровая, но малоснежная зима, и большая часть вьюрков откочевывает вниз, в теплые предгорья. Однако постоянный снеговой покров в большинстве межгорных понижений так и не устанавливается, что дает возможность птицам без помех разыскивать корм. Поэтому значительная часть вьюрков, в особенности старые птицы, остаются на зимовку. И хотя по ночам морозы усиливаются до пятидесяти градусов, днем солнце успевает нагреть камни в укрытых от ветра местах до плюсовых температур. Днем вьюрки усиленно кормятся на бесснежных участках, собирая старые семена, греются на солнцепеке, словом, запасают энергию на морозную ночь. Ночуют они в небольших пещерах, где спят целыми стайками, тесно прижавшись друг к другу.
...Ветреный майский день. Солнце то и дело скрывается за низкими рваными тучами. Бесформенными массами они ползут друг за другом, натыкаясь на гребни хребтов. Только что, пройдя сквозь такую тучку и порядком продрогнув, я отогреваюсь, втиснувшись меж двух темных вертикальных плит. Они нагреваются на солнце очень быстро, не успевая остыть за время, пока проходит туча, и мне здесь уютно, как в ладонях доброго сказочного великана. Десятью метрами выше - царство сплошного снега, ниже снег лежит разрозненными полями, четко выделяясь на темных осыпных склонах. Первозданный хаос вершин суров и безжизнен, от пейзажа веет чем-то марсианским, инопланетным, мертвым. Но вдруг совсем рядом звучит знакомый чиркающий позыв. Прямо под моими ногами на снежное пятно опустилась хлопотливая стайка жемчужных вьюрков. Они бодро прыгают по снегу, перекликаясь короткими позывками, и умудряются что-то еще склевывать с его поверхности. Марсианский мираж рушится сразу. Горы вокруг делаются как будто теплее, мягче, они вновь становятся земными, и мертвое дыхание космоса уходит куда-то вверх, к ледяным граням шеститысячника, громоздящегося над моей головой...
Каракуль
Теплое тропическое небо, ласковый шелест пальм, золотой песок гавайских пляжей, сверкающая гладь океана... Под громоподобный рев прибоя на длинных, переливающихся изумрудом грядах волн в клочьях белой пены стремительно несутся к берегу стройные фигуры людей, покрытые золотистым загаром...
...Резкий порыв ветра возвращает меня к действительности, едва не вырвав книгу из рук. В лицо полетели холодные соленые брызги. Шторм и не думает стихать.
Я осторожно выглядываю из-за прибрежного бугра, где, спасаясь от ледяного ветра, жду погоды и путешествую с Джеком Лондоном на «Снарке». Эх, старина Джек, тебя бы сюда! Озеро кипит. Его огромная ультрамариновая поверхность потемнела и стала рябой от вспыхивающих и гаснущих белых барашков. Над озером повисла дымка, делающая неясными очертания берегов. Это мелкий песок, который ветер несет с гор, с того берега. Ярко-желтые, коричневые и красные склоны окружающих хребтов, без единого пятна зелени, увенчаны белыми шапками вечных снегов. Редкие клочья облаков несутся по синему небу; кажется, что это куски снежных вершин, сорванные яростным ветром. Прямо над головой - маленькое и холодное солнце, хотя и сверкает оно ослепительно, куда сильнее, чем над Ленинградом. Наверное, так же выглядит солнце на Марсе. Да, опять пропадает день...
Шторм длится третьи сутки, и третьи сутки нет никакой возможности сделать то, для чего я, собственно, прибыл, затратив столько усилий, на пустынные берега бухты Музкол, в южный угол огромного Каракуля. Моя цель - остров Южный.
Это целая гора, которая торчит из воды в трех километрах от берега. Туда по вечерам улетают стаи бакланов, буроголовых чаек и горных гусей. В моем воображении рисуются громадные колонии этих птиц, мне кажется, что они должны быть именно там, вдали от берега, на необитаемом острове Южном. Но мое снаряжение - резиновая лодка, оснащенная двумя веслами и спасательным кругом,- малопригодно на штормовом Каракуле. Несколько раз в шторм я пытался отчалить от берега, но лодку неизменно вышвыривало в прибой. А когда после ожесточенной борьбы с ветром мне удалось отплыть от берега метров на сто, лодку чуть не перевернуло. Крутая волна задрала ее нос вверх, а порыв ветра ударил в днище, как в парус.