Неверная. Костры Афганистана
Шрифт:
Пир хлопнул в ладоши, разбудив Пса, который спал на пороге магазина.
– Попрошу жену наготовить их побольше сегодня вечером, а завтра еще и Джамиля поможет. Вернешься из школы и пойдешь эти сандвичи продавать.
– Вы, кажется, сказали, что это сервис навынос. Или я чего-то не понял?
– Ну да, так и сказал. Ладно, возьмешь половину того, что мы сделаем к ленчу, и, когда продашь, можешь вернуться за теми, что у меня останутся.
– Прекрасно…
– Не правда ли?
– Я имел в виду… ладно, забудем. – Смысла спорить
Люди в Афганистане умирают постоянно. Таков порядок вещей. И, может быть, потому, что они умирают постоянно, те, кто остается в живых, не тратят слишком много времени на размышления о тех, кто умер. Они продолжают делать свои дела. Вот и Пир Хедери, хотя он и любил Спанди и я сам видел слезы, что текли на похоронах из его белых глаз, продолжал делать свои дела. Вернее сказать, заставлял меня продолжать их делать.
Несмотря на все мои пылкие молитвы накануне вечером, когда назавтра я приехал после школы в магазин, Пир уже поджидал меня на пороге. С подносом, нагруженным сандвичами.
Старик так спешил вытолкать меня за дверь, что не сразу дал даже закатить внутрь магазина велик.
– Теряем время, – воскликнул он, отталкивая свободной рукой от подноса морду Пса. – Скоро ленч. Ступай к пакистанскому посольству, там всегда большая очередь, и все будут с голоду умирать, клянусь.
– Я уже умираю, – сказал я ему.
– Ох.
Пир задумался ненадолго о том, как это известие может повлиять на его планы скорейшего завладения миром навынос, потом ответил:
– Ладно, можешь поесть по дороге.
И передал мне поднос.
– Только один сандвич, – предупредил он, когда я вышел за дверь, – и убедись, что он с яйцом, – они уже начинают попахивать подобно аду.
Я перешел дорогу, миновал мечеть Вазир и вереницу магазинов, продававших билеты на самолет в такие места земного шара, о которых я и не слыхал никогда и которые вряд ли когда-нибудь мог увидеть, и свернул направо, на улицу, где находилось пакистанское посольство.
Пир Хедери оказался прав – народу там была масса, длинная очередь надеющихся получить визу, выстроившаяся вдоль стены.
Посмотрев на них, я задумался – что заставляет такое количество людей хотеть уехать в страну, которую они во всем и обвиняют? Наверное, «где-нибудь» лучше, чем «нигде», когда у тебя ничего нет. А если у тебя ничего нет, вряд ли ты станешь тратить деньги, которых нет, на сандвичи…
– Сколько? – засмеялся один мужчина, когда я назвал цену, назначенную Пиром Хедери – двести афгани. – Да я целую овцу за это куплю!
– Да, но вам не подадут ее зарезанной, зажаренной и с хлебом за ту же цену, – ответил я, проворно уворачиваясь от его руки, приготовившейся влепить мне затрещину.
– Я дам
– Это очень любезно с вашей стороны, – ответил я, – но за сандвич заплатить все равно придется.
Когда вокруг меня начала собираться небольшая толпа – главным образом из тех, кто хотел получить что-то за ничего, – явился полицейский и велел мне убраться.
Судя по всему, я мог стать причиной беспорядков. И судя по всему, за это меня могли арестовать.
Поскольку я был слишком молод, чтобы провести остаток жизни в тюрьме за прогулку с подносом сандвичей, которые никто не хотел покупать, я послушался и ушел оттуда к забаррикадированному входу в американский лагерь.
В ожидании, когда мимо пройдут какие-нибудь солдаты, я уселся на обочине дороги и сказал себе, что заслуживаю – едва не потеряв свою свободу – несколько большего, нежели один паршивый ломтик хлеба с позеленевшим яйцом.
Развернув несколько газетных оберток, я выбрал цыпленка с сыром, и, должен признаться, на вкус он оказался весьма неплох, несмотря на то, что хлеб успел обветриться по краям.
– Привет, дружок!
Я посмотрел против пылающего солнца и кое-как разглядел казавшееся черным на его фоне лицо доктора Хьюго.
– Привет, доктор Хьюго! Хотите сандвич?
– Да, – ответил он. Взял с подноса верхний и развернул.
– Ореховое масло и огурец, – сказал я. – Прекрасный выбор. С вас двести афгани.
Доктор Хьюго улыбнулся и сел рядом со мной.
– Нет, я серьезно, – добавил я.
– А, – сказал он и, вынув из кармана пять долларов, отдал их мне. – Сдачу оставь себе.
– Спасибо.
Некоторое время мы оба сидели молча, поскольку рты наши были слишком заняты разжевыванием сандвичей Пира, но поскольку я начал раньше доктора, то и закончил первым.
– А что вы здесь делаете? – спросил я:
Доктор Хьюго с трудом сглотнул и закашлялся.
– Приходил повидаться с американцами насчет кое-каких лекарственных запасов. Ничего интересного.
– А.
Он снова принялся жевать. Потом перестал и затолкал остатки сандвича за щеку, чтобы иметь возможность заговорить:
– Слушай, Фавад, я хочу спросить тебя кое о чем…
– Хорошо, – ответил я после паузы, успев попросить Бога о том, чтобы ко мне не прилетел еще один проклятый секрет, – спрашивайте.
– Ну… – доктор Хьюго как будто был в замешательстве. Проглотив сандвич, он в поисках слов провел рукой по волосам, и те заблестели от масла. – Ты знаешь, где живет в Кабуле Хаджи Хан?
Я уставился на доктора, пытаясь по его глазам понять, что он замыслил.
Потом медленно кивнул.
– Хорошо. Это очень хорошо. Правда. А… ты можешь меня туда отвести?
Я взял другой сандвич и откусил кусочек. Томат, лук, огурец и мед. На вкус – крысиная блевотина.
– А, Фавад?
– Знаете, – сказал я наконец, – по-моему, это не очень хорошая идея.