Неверноподданный
Шрифт:
Боря обнял жену и стал кружить её в воздухе, медленно приближаясь к кровати...
Нина Михайловна вернулась домой поздно вечером и, узнав об открытке, разрыдалась. Она смирилась с тем, что зять её перебивался случайными заработками и подолгу не бывал дома, зато внучка с дочерью жили рядом. На разговоры Бори об отъезде она уже не обращала внимания. Как руководитель парторганизации она очень хорошо знала, что разговоры это одно, а реальная жизнь - совсем другое. И вдруг такая новость! Конечно, жизнь идёт вперёд, она и сама изменилась и теперь готова последовать за дочерью, но у неё нет ни вызова, ни разрешения, и, если Рая со своей семьёй уедет, она останется совсем одна.
Когда тёща немного успокоилась, Боря сказал:
– Нина Михайловна,
– Да, да, конечно. Когда ты туда собираешься?
– Завтра.
– И ты меня возьмёшь, ты мне обещаешь?
– Конечно возьму, не беспокойтесь.
– Борю поразила необычная робость, вдруг овладевшая тёщей. Он не видел её такой, даже когда вернулся в её квартиру после ссоры.
Утром, перед тем как Рая пошла на работу, Боря предупредил её, чтобы она никому ничего не говорила. Конечно, он не верил слухам, но осторожность не помешает. В Советском Союзе жизнь человека всегда ценилась не очень высоко, а уж жизнь предателя и отщепенца, собирающегося эмигрировать, тем более. Теперь они были одинаково беззащитны и перед советским законом и перед бандитами, которых этот закон формально преследовал.
В ОВИРе Нина Михайловна написала заявление, что хочет выехать за границу вместе с дочерью. Ей сказали, что её просьбу обязательно учтут, однако будут рассматривать в порядке очереди, а о результатах сообщат дополнительно. Семья же Бориса должна покинуть пределы Советского Союза в течение шести недель. Им нужно будет принести в ОВИР те же документы, что и в прошлый раз.
В списке значились центральный пункт проката, военкомат, ЖЭК и десяток других учреждений. Только предъявив справки о том, что ни одно из них не имеет к отъезжающему материальных претензий и заплатив за отказ от советского гражданства, можно было обменять советский паспорт на визу .
На сей раз проблемы с характеристикой уже не было, а поскольку Боря формально ни на какой работе не числился, он обратился в домоуправление. Управдом не рискнул собирать политический митинг.
Его подчинённые - два водопроводчика и электрик были типичными представителями своего класса и сразу после собрания могли завеяться в магазин, а тогда на работу они бы уже не вернулись. Управдом вообще старался организовать их расписание так, чтобы они встречались как можно реже, а зарплату выдавал им наличными и только в пятницу в конце рабочего дня. Боре он дал справку, в которой указывалось, что гражданин Коган живёт случайными заработками и является тунеядцем. Борис хотел даже сделать себе копию на память, но ехать в нотариальную контору и стоять ещё в одной очереди ему было лень.
Собирая справки, Боря мотался из одного конца Москвы в другой. Домой он возвращался поздно вечером, но всегда был готов к любовным сражениям. Это удивляло его самого, он был женат больше десяти лет, а после рождения дочери неудобные жилищные условия очень ограничивали его возможности. Потом начались командировки, шабашка и он вообще подолгу не появлялся дома, а теперь и вовсе собирался уезжать из страны. Кажется, не до того, ан нет, ещё как до того. Ощущение близости свободы придавало ему не только моральные, но и физические силы. Даже после целого дня разъездов, выстаивания в очередях и успешной или неуспешной дачи взяток чиновникам ему хотелось Раи также, как и до свадьбы. И хотя у неё первоначальная эйфория сменилась нервозностью, а он каждый раз должен был её уговаривать, желание захлёстывало его и он будил её по нескольку раз за ночь.
В "листе отъезжанта" появилась новая графа - предстояло взять открепительный талон в ломбарде. Почему власти добавили ломбард, было совершенно непонятно, ведь этому заведению человек в принципе не может быть ничего должен, но Боря уже давно не удивлялся идиотизму системы. Он лишь хотел побыстрее закончить все формальности.
В кабинете директора сидела молодая женщина,
– Боря?
– Да, а откуда вы меня знаете?
– Помнишь, как ты отдыхал с дочкой в Крыму?
– Таня?!
– Тогда ты называл меня Таня-большая, но теперь я стала гораздо больше.
– Ты бросила цирк?
– Как видишь.
– Что случилось?
– Это долгая история.
– Я не спешу, - сказал он, сильно покривив душой.
– Ну, тогда слушай.
....Во время одного из выступлений Таня-маленькая неудачно упала и почти год не могла встать с постели. Мать делала всё от неё зависящее, дед тоже старался изо всех сил, находя пути к самым лучшим специалистам традиционной и нетрадиционной медицины, но друзья навещали девочку всё реже, отец дома почти не появлялся и Таня-маленькая решила, что на всю жизнь останется инвалидом. Врачи перепробовали всё, однако встречных усилий со стороны пациентки не было и в течение следующего года они добились лишь того, что девочка стала самостоятельно передвигаться по комнате с помощью палки. Чтобы излечить её от депрессии, дед где-то разыскал психолога-гипнотизёра и из собственных сбережений оплачивал его очень дорогие визиты. Таня-большая стала ходить в церковь и просить помощи у Всевышнего. Неизвестно, что помогло, но постепенно настроение её дочери изменилось и Таня-маленькая стала поправляться. Теперь ей гораздо лучше и есть все основания полагать, что в ближайшем будущем она выздоровеет окончательно. В цирке она выступать не сможет, но это уже и не важно.
– Как же ты остаёшься на должности директора, будучи верующей?
– спросил Борис, - тебя ведь могут выгнать в любой момент.
– Нет, Боря, время уже не то, не могут. А если и выгонят, то невелика потеря. Пойду в больницу уборщицей. Мне теперь всё равно, а в госпитале, за то чтобы вынести судно, больные платят такие деньги, что академики позавидуют.
Пока Таня-большая занималась здоровьем дочери её брак окончательно распался. Формально она оставалась замужем, однако муж почти круглый год гастролировал в прямом и переносном смысле, а недавно даже познакомил её с одной из своих подружек. Эту разбитную бабёнку звали Марина, она организовала комиссионный магазин и, узнав, где Таня работает, предложила обоюдовыгодную сделку - направлять наиболее ценных клиентов к ней, а за это она будет отстёгивать процент с навара. Это будет выгодно всем, потому что за особо дорогие вещи Марина готова платить долларами.
– А хватит у неё денег на покупку итальянского гарнитура?
– спросил Борис.
– Денег у неё хватит, чтобы с потрохами купить кого угодно, но с ней нужно быть начеку. Очень уж она шустрая.
– Так может с ней и связываться не стоит?
– сказал Боря и почему- то вспомнил, как Алла Муханова выпросила у него фирменные детские джинсы, которые Фима прислал из Америки. В то время и обычные
джинсы были дефицитом, а уж детских никто и в глаза не видел, и когда Ленка из них выросла, нашлось много желающих взять их для своего ребёнка. Эти люди готовы были пзаплатить за джинсы приличные деньги, но Алла попросила их на подарок для недавно родившейся племянницы. Долг свой она не отдавала несколько лет, а напоминать о нём Коганы стеснялись.
– Может, и не стоит, - прервала его воспоминания Таня-большая,
– решай сам. А зачем ты сюда пришёл? Боря сказал и она выдала ему справку.
После ломбарда Коган позвонил "разбитной бабёнке Марине". Она оказалась яркой, самоуверенной женщиной и, узнав что он собирается продавать, предложила заплатить в долларах.
– Сколько?
– спросил Борис, который знал примерную цену валюты на чёрном рынке.
– $1500 хватит?
– спросила она и посмотрела на него так, что в другой ситуации её взгляд показался бы ему многообещающим, но сейчас он приписал её поведение только желанию сбить цену.