Неверный. Свободный роман
Шрифт:
Расул
— Еще лей, не стесняйся, — подбадривает Саню Рахман.
Девчонка слишком сильно наклоняет бутылку с вином, оно булькает и плюхает крупными брызгами всюду.
Седа вполголоса отпускает замечание, что хорошая хозяйка при готовке не разведет грязи, но эти слова слышу только я, потому что Саня ойкает, когда винные брызги капают ей на щеки. Рахман большим пальцем снимает каплю, лижет палец.
— Вай, какое сладкое. Получится невероятно! Попробуешь, оторваться не сможешь, придется
— Охотно, — улыбается Саня. — Я столько не осилю. А приправы сейчас?
— Нет, постой, дай вину согреться, а пока можешь нарезать… — брат цепляется взглядом за порез на пальце Сани. — Впрочем, я сам нарэжу сочный апэльсин.
Рахман нарочно делает мерзкий акцент, у меня внутри все подгорает. Зачем он таким клоуном себя выставляет? Он несколько языков знает!
— С тебя — самое ответственное, будешь добавлять по вкусу.
— По моему вкусу? — сомневается Саня. — Но вдруг ошибусь? Я никогда не готовила… такое.
— Мы будем класть по минимуму и дегустировать.
Седа сервирует тарелку нарезками, у нее ловко выходит, держится в стороне от двоих, колдующих над кастрюлей. Они болтают, шутят. Саня сует свой маленький носик во все расставленные специи, нюхает, предлагает Рахману, а тот… Блять, сука. Клоун! За сердце хватается, как будто ничего вкуснее в жизни не нюхал и так деликатно, но понемногу прикасается к девчонке — то бедром, то боком, то за поварешкой тянется, обязательно через Саню.
Мне, в целом, похуй.
Но когда длинные пальцы Рахмана выуживают нарезанную дольку апельсина, поднося ко рту девчонки, внутри что-то лопается.
— Попробуй, он должен быть сладким, но не кислым… — мажет оранжевой долькой по губам Сани.
Мое зрение фокусируется так остро, что я вижу крохотную капельку, скользнувшую по губе, по подбородку. В свете лампы золотятся пушистые реснички, дрогнувшие вниз.
Губы Сани впускают дольку в ее ротик, у меня — слюна. Я чувствую вкус и запах. Волоски на затылке приподнимаются. Сердце, напротив, уходит вглубь и оттуда сотрясает барабанными ритмами грудную клетку, тело. Кровь, мышцы — все отравлено ядом жгучим.
— Кажется, не кислый, — улыбается Саня.
Рахман доедает остатки.
— Самое то, — облизывается.
Жар становится невыносимым. Над губой ползет что-то горячее.
— Расул, у тебя кровь из носа пошла, — разбивает состояние вакуума и кокон ультра-напряжения голос Седы.
Ее пальцы с салфеткой тянутся к моему лицу. Отобрав клочок бумажки, машу в сторону.
— Седа, иди к Рамине, — резко прошу я. — Ей срочно нужно с тобой обсудить кое-что.
— Что с ней?
Я шиплю, перейдя на наш язык:
— Твоя дочь на мужиков вешается, как последняя дырка.
Темные глаза Седы вспыхивают огоньком злорадства.
Ах ты подлая, знала, что ее дочурка напридумывала
Подойдя к ней близко, цепляю за локоть:
— Пошла отсюда, шармута. Не высовывай нос из комнат вместе с дочерью. Овдовев, решила себе нового мужа по-быстрому найти? Не там ищешь, змея. Уверен, под твоей юбкой много других мужчин побывало и до меня, и еще больше — побывало после меня. Начни проверять с самого начала списка.
— Расул…
— Скажи еще одно слово, и я завтра же всех соберу и опозорю тебя. Мне скрывать нечего. Твои претензии пустые, опозоришь только себя и дочь. Или ты учишь ее за членом нырять к каждому? Губишь девчонке жизнь и репутацию. По рукам пойдет… Если уже не пошла, видя твой пример перед глазами. Пошла отсюда.
Пауза. Лицо Седы ползет пятнами, жесты теряют плавность, она поправляет красиво завязанный платок, проходится пальцами по вороту платья.
— Живо! — добавляю ускорения вдовушке, лицо которой мигом потеряло свою привлекательность и ухоженность.
Возраст навалился резко. Потаскушка с видом благородной вдовы поспешила уйти, с трясущимися губами.
— Саша… — зову!
Ноль внимания. Напротив, она ныряет ближе к Рахману.
— Саня, выйди! — требую. — У нас с братом мужской разговор состоится!
— Может быть, ты сам выйдешь? Или подождешь? У нас… — подчеркивает ехидно девчонка, прижавшись плечом к груди мужлана. — Важное дело!
Провоцирует.
До накала всех энергий, которые только могут бурлить в организме.
Быстро пересекая кухню, я выхватываю девчонку буквально из-под рук Рахмана, унося подальше.
— Эй! — протестует.
Вот только грабли его сгребают лишь пустой воздух! Я хватаю свою добычу, взвалив на плечо, утаскиваю прочь!
— Верни на место, чурбан!
Саня шипит и брыкается, пнув меня острой коленкой в торс.
— Нечего тебе своей жопкой рядом с его членом тереться!
Для большей наглядности я ее тощую задницу тискаю и, блять, просто хуею! Хуею с того, что меня на такое повело…
— Сам говорил про свободу, так что не смей меня ограничивать! — рычит Саня и… запускает свои зубы в мое плечо, укусив до крови.
До чего вертлявая дичь, притом худая, как зверушка после зимней спячки. Кожа да кости! Где мясо, где булки сочные, аааа! Бомбит! В трусы приваливает похотью, болт усердно стоит на своем: эта жопка — смак, бомбезный смак, приятель! И даже укус добавляет остроты, о да… Кусай меня полностью.
Треш.
— Тшш! — опустив на пол, стискиваю ладонями тонкую талию, нырнув под толстовку. — Сейчас я тебе устрою… свободу. О какой свободе речь?!