Неверный

Тоцка Тала

Ди прижимает к губам ладони, истерично всхлипывает и горько восклицает:

— Сонечка, как же это… Почему мы не знали?..

Рус оглядывается, смотрит то на девочку, то снова на меня. Сравнивает. Беззвучно матерится и подходит к Соне с дочкой. Чуть задерживается, глядя ей в глаза, затем садится перед девочкой на корточки. Прокашливается и протягивает обе руки.

— Здравствуй, Майечка. Я твой дядя Руслан. Ты не представляешь, как я рад, что ты к нам приехала.

Малышка задирает голову и смотрит на Соню в поисках поддержки. Соня

наклоняется к ней, ее голос звучит ласково и спокойно, но я точно знаю, что она сейчас на грани. И это показное спокойствие дается ей очень тяжело.

— Майюша, это дядя Руслан и тетя Диана. Я тебе о них говорила. А это твой брат Дамир, — показывает глазами на жмущегося к Диане Дамиру.

И тогда сквозь цветные точки и дымку прорывается понимание. Взрывает мозг кровавым пятном на подоле одноразовой больничной рубашки. Острым ножом признания вспарывает грудную клетку.

Моя. Это же моя девочка.

Родная. Я ведь думал, что тебя потерял. И ты мне этого никогда не простишь.

Что я там говорил? Что ничего не чувствую? Не знаю, что такое любить своего ребенка?

Так я и не знал, пока не увидел это кудрявое чудо, которое недоверчиво смотрит на меня моими же глазами.

Прямо в сердце попадает. Как будто в зеркало смотрюсь.

Пружина в груди выстреливает, меня размазывает на клетки, на молекулы, на атомы.

Я просто не знал, что так бывает.

Я просто не знал, что такое нежность, пока во мне не разлился целый океан.

Точки пускаются в дикий пляс, вихрем проносятся перед глазами, не давая сморгнуть подступившую влагу. И бес с ней.

Шагаю наощупь. Отодвигаю с дороги Демида, Рус двигается сам. Осторожно опускаюсь на колени. Не могу сдержаться, беру за плечики и внутренне поражаюсь, какие они хрупкие. Кукольные. Смотрю в такое же кукольное личико. Растерянное, настороженное.

— Привет, — хриплю и сглатываю. До ужаса боюсь испугать.

— Привет, — почти шепчет моя кукольная девочка. — А ты тоже мой дядя?

Сначала киваю, потом мотаю головой.

— Нет, моя родная. Я не дядя. Я твой папа.

В развороченной грудной клетке глухо стучит взорванное сердце. Хочется достать его и вложить в эти маленькие ручки. Даже если не удержит, если уронит, не жалко.

Она снова поворачивается к Соне, Соня кивает, кусает губы и отворачивается. Касаюсь ее руки, она не отдергивает. Глажу… А наша с ней дочка наклоняется и шепчет почти в самое ухо.

— Почему ты плачешь?

Пожимаю плечами, пробую улыбнуться. Выходит херово. Зато получается сказать:

— Потому что у меня ты есть. Я же не знал…

Маленькие ладошки старательно трут мои небритые щеки, размазывая по коже соленые океанские брызги. Не могу больше сдерживаться, хватаю в обнимку своего ребенка вместе с Сониными ногами. И распадаюсь на части когда мою шею обнимают тонкие как веточки ручки.

Глава 42

Соня

Не

знаю, сколько я так уже стою. Мне неудобно, руки Рустама крепко держат мои колени, обнимая нас с Майей.

Он прячет лицо в пушистой макушке дочки, и у меня не хватает духу оторвать их друг от друга. Я просто иду с ней в комплекте, поэтому молча стою.

Стараюсь ни на кого не смотреть, зато на нас все смотрят. Наверное, я бы все же предпочла знакомить отца с дочерью без свидетелей. Но мы здесь совсем по другому поводу, и появление высокого мужчины в белом халате вмиг напоминает о цели нашего визита.

Он входит в кабинет, Рустам отпускает мои ноги и пересаживается на корточки, продолжая держать Майю за маленькие плечики.

— Всем здравствуйте, а кто здесь Майя Дашкова? — мужчина с преувеличенным вниманием осматривает кабинет и как будто случайно останавливается на Майюше. — Это что тут у нас за принцесса появилась?

Моя девочка смущенно улыбается и прячется за Рустамом. Доктор складывает руки за спиной и наклоняется к малышке.

— Так это ты Майя, да? — и дождавшись несмелого кивка, поднимает глаза на меня. — А вы, я так понимаю, ее мама?

— Да, — подтверждаю, — я мама Майи, София.

Стараюсь не смотреть на Рустама, слишком сложно сохранять спокойствие в его присутствии. А держаться еще сложнее.

— Очень приятно. Я Астафьев Олег Матвеевич, лечащий врач Амира, — представляется мужчина и поворачивается к притихшим Руслану и Ди. — Думаю, вы можете прекратить поиск донора. У этой малышки с вашим сыном достаточно высокая совместимость. Все обнаруженные несовпадения незначительны. Можно начинать готовить мальчика к транспортировке и операции.

Диана замирает, поворачивается ко мне и смотрит с такой щемящей надеждой в глазах, что у меня у самой начинает болеть в груди.

— Это правда? — шепчет она почти беззвучно, но Астафьев читает по губам.

— Да, — кивает он, — и чем быстрее ваш сын окажется в выбранной вами клинике, тем быстрее будет проведена трансплантация. Начинайте готовить документы, и чем скорее, тем лучше. Костный мозг мы возьмем когда уже все будет готово, а пока девочку осмотрит педиатр.

Олег Матвеевич так спокоен, как будто речь идет о чем-то рядовом. К примеру, очередному забору крови. У меня вот мороз по коже идет, когда я представляю, что предстоит такому маленькому мальчику.

Но доктора наверное иначе все воспринимают, они привыкли к чужому горю. Это не бездушность, это профессионализм. Меня каждый раз трясет от банальной повышенной температуры у ребенка, и если бы наша семейный врач тряслась вместе со мной, я бы точно сошла с ума. А так ее спокойствие передается мне, и это только на пользу и мне, и моей малышке.

— Ну что, Майя, бери маму за руку и пойдем, — говорит Астафьев. — Врач тебя послушает и посмотрит горлышко. У тебя же ничего не болит?

Моя девочка мотает головой, подходит к Демиду и берет его за руку.