Невероятно пламенный (ЛП)
Шрифт:
Глава 22. Хозяин времени
Щёлкнув, свет в коридоре погас. Уже несколько минут, как я стояла перед четырьмя вытоптанными ступеньками, ведущими в подвал, и ждала того, что что-то случиться - что-то, что успокоит быстрый стук моего сердца или лучше удержит меня от того, чтобы спускаться вниз. Например, мог зазвонить мой мобильный. Мама ведь обычно звонила постоянно. Или она могла бы позвать меня сверху. Я знала, что она была наверху. Я слышала, как стучат её тяжёлые шаги и иногда весёлую трель. Скорее всего, она пекла свои кексы.
Это ведь всегда говорил папа: Их забирают, и когда он это говорил, звучало так, будто это что-то прекрасное. Но потом Леандер тоже говорил об этом, что Хозяин времени забирает нас людей - и это звучало ужасно. Так ужасно, что я и сейчас ещё пугалась, как только об этом думала. А мне и так уже было страшно. Более чем достаточно. Но меня также раздражало, бояться. Я сама себе не нравилась, когда чего-то боялась.
Могвай сидел, молча, тихо рядом со мной на холодном мраморном полу и смотрел на ступеньки. Я медленно выдохнула и переборола себя. Что вообще может случиться? Я была бесчисленное количество раз там внизу. Я снова привыкну к этому, когда зайду внутрь. Кроме того мне ведь не нужно сразу смотреть в гроб. Сначала я спокойно осмотрюсь.
Мои шаги отдавались эхом, когда я спускалась вниз по нескольким ступенькам. Не касаясь двери, я протиснулась в щель. Могвай неторопливо пошёл за мной.
Ой-ой-ой. Как же здесь всё выглядело? Было темно, если не брать в расчёт три больших подсвечника с несколькими свечами, от которых исходил не спокойный свет. Теперь меня это больше не удивляло, что папа смотрел так, будто настал конец света. Мама перешла запрет. Никакого огня в подвале - это было одно из папиных правил. Но мама не только поставила свечи, нет, под подсвечниками собрались ужасно безвкусные фигуры ангелов из порцелана, со сложенными руками и слишком большими крыльями. Кроме того она переложила очищающие лосьоны, масла и принадлежности макияжа в бутылочки и корзинки тёмно-розового цвета. Только вода находилась ещё в своей старой бутылочке. Если папа это увидит, то его схватит удар.
Тихий свист позади меня, заставил меня вздрогнуть, как будто где-то взорвалась бомба.
– Спокойно, Люси, - уговаривала я саму себя.
– Это вполне нормально. Мёртвые люди иногда производят звуки.
– Душа уходит, - сказал мне папа, когда я услышала это в первый раз и точно также испугалась, как сейчас.
– В этом нет ничего плохого, а даже очень хорошо.
– Но потом труп рядом с ним громко пукнул, и я не могла себе представить, что души пердят, когда уходят. Но папа только рассмеялся и сказал, что здесь значит идёт речь о непослушной душе.
Как бы там ни было - эти звуки не означали, что мёртвые были ещё живыми. А если вдруг были, то у них в гробу находился колокольчик. Это был бесплатный сервис папы. Он говорил, что колокольчик совершенно не нужен, потому что если кто и знает мёртв ли человек или нет, то это точно он. Но это успокаивало родственников. Некоторые просто не хотели верить в то, что мёртвый мёртв, даже если папа заверял их в этом десять раз.
Но гроб позади меня стоял открытым. Широко открытым. Если мёртвый человек проснётся в этом грабу, ему не нужно будет звонить в колокольчик. Ему нужно будет только прочистить горло или положить мне руку на плечо. Свою холодную руку ...
Быстро я повернулась. Это было женщина. Как чаще всего бывало. Она, должно быть, была очень старой. Её лицо было покрыто складками и морщинами и коричневыми пятнами. Её закрытые веки отсвечивали сливово-синим и светло-фиолетовым с намёком на розовый блеск - мама уже поработала. Но губы были бледными, больше жёлтыми и синими, чем розовыми. Я вздрогнула.
И всё же - её лицо выглядело спокойным. Спокойным и в тоже время удовлетворённым и таким, будто она чего-то ждёт. Могвай начал скулить и царапать меня за штанину. Я не обращала на него внимания. Я всё ещё пристально смотрела на лицо старой женщины, которое в мерцание свечей внезапно стало выглядеть снова как живым. Опять моего затылка коснулся ледяной, влажный сквозняк и послышался тихий стук. Дверь закрылась.
Некоторые свечи затухли, и стало так темно, что я на один момент ничего не могла больше видеть. Я могла бы поклясться, что больше не была одна. Кто-то был здесь внутри, со мной и мёртвой. Он только что зашёл в подвал вместе с холодным сквозняком и захлопнул дверь.
– Мама?
– прошептала я. Я вцепилась в край гроба: полированная древесина и под ней сразу мягкий, блестящий материал внутренней отделки.
Никто не ответил. Только Могвай начал ещё сильнее храпеть и скулить. Не переставая, его когти царапали вдоль моих штанов. Я сдвинула его в сторону, но он тут же вернулся и продолжил докучать мне.
– Кто там?
– спросила я более громко.
– Папа, мама? Это вы?
– Я затаила дыхание и стала ждать. Снова я ничего не услышала, кроме гудения холодильных комнат и действующего на нервы визга и храпа Могвая. Он хотел выйти отсюда, и к чёрту, я тоже этого хотела. Кто бы там не стоял за моей спиной - мне надо сбить его и пробежать мимо.
Я развернулась и достигла одним прыжком двери. Хорошо, за мной никто не стоял, хотя я всё ещё чувствовала его. Но мама не только поставила подсвечники и всё украсила розовым, но и установила возле гроба вазу с сухими ветками. Я свалилась на пол с вазой между моих колен. Она разбилась на несчётное количество осколков, а выступающие ветки расцарапали мне лицо. За моей спиной громко загремело, но это меня не заботило, я хотела только одного: как можно скорее отсюда выбраться.
Я подтянулась на ручки двери вверх и попыталась надавить на неё. Она не пошевелилась. Могвай начал взволнованно лаять и царапать лапами дверную раму.
– Я пытаюсь, не видишь?
– ахнула я и навалилась всем весом на ручку, но снова я не смогла опустить её вниз. За мной начало потрескивать и щёлкать. Я затаила дыхание. Потрескивать? Щёлкать? Нет, трупы такого не делали. Они пукали и свистели, но они не трещали. Но прежде всего они не воняли сгоревшей листвой.
– О нет ... Нет!
– Уже потрескивание стало громче, чем мой голос. Сухие ветки, которые свисали поперёк подсвечников, ярко горели. Языки пламени достигали потолка.