Невероятные похождения Алексиса Зорбаса (Я, грек Зорба) (др. перевод)
Шрифт:
Мы спустились во двор. Благоухание цветущих деревьев, нега, блаженство. Ожидавший нас Захарий подбежал и схватил Зорбаса под руку.
– Брат Канаваро, – прошептал он, дрожа. – Пошли отсюда!
– Кто стрелял из пистолета? Убили кого? Говори, монах, не то задушу!
У монаха трясся подбородок. Он огляделся вокруг. Двор был пуст, кельи заперты, из открытой церкви лилась волнами мелодия.
– Следуйте за мной… – прошептал он. – Содом и Гоморра!
Мы проскользнули вдоль стен, миновали двор, вышли за ограду.
На расстоянии полета брошенного
Я склонился к мертвецу, открыл ему лицо.
– Монашек! – в ужасе прошептал я. – Русый монашек Дометия!
На алтарных дверях сиял архангел Михаил – с прямыми крыльями, обнаженным мечом, в алых сандалиях.
– Архангел Михаил! – закричал монах. – Метни огонь и сожги их! Сделай рывок, архангел Михаил, и покинь иконостас! Разве ты не слышал выстрела?
– Кто его убил? Кто? Дометий? Говори, козлиная борода!
Монах вырвался из рук Зорбаса и упал ниц к ногам архангела. Некоторое время он оставался без движения, приподняв голову и приоткрыв рот, словно прислушиваясь.
Вдруг монах радостно вскочил.
– Я их сожгу! – решительно сказал Захарий. – Архангел шевельнулся и дал мне знак! – Монах перекрестился. – Слава тебе, Господи! – сказал он. – Мне стало легче.
Зорбас снова схватил монаха под мышки:
– Иди-ка сюда, Иосиф. Пошли. Будешь делать то, что я велю.
Затем он повернулся ко мне.
– Дай мне деньги, хозяин. Я подпишу бумаги. Здесь – волки, а ты – ягненок, сожрут они тебя. Оставь это дело мне. Не беспокойся – они, жеребцы, у меня в руках. В полдень уйдем отсюда с лесом в кармане. Пошли, Захарий!
Они стали по-воровски пробираться к монастырю, а я направился к соснам.
Солнце уже взошло, небо и земля сияли, на листьях дрожала роса. Пролетевший передо мной черный дрозд уселся на ветке дикой груши, махнул хвостом, раскрыл клюв, посмотрел на меня и несколько раз насмешливо свистнул.
Находясь среди сосен, я увидел, как монахи с опущенными головами, в черных одеяниях выходят рядами во двор. Заутреня кончилась, и теперь они направлялись в трапезную.
Как жаль, что вся эта строгая и благородная внешность уже лишена души, подумалось мне.
Я устал от бессонной ночи и прилег на траве. Пахло бессмертником, дроком, шалфеем. Голодные пчелы, жужжа, впивались в полевые цветы и собирали мед. Вдали красовались прозрачные голубые горы, напоминавшие клубящийся в солнечном зное дым…
Предавшись покою, я закрыл глаза. Легкая радость объяла меня, словно вся эта зелень вокруг была раем, а эта свежесть, легкость, трезвое опьянение – Богом. Бог меняет лик свой, и счастлив тот, кто способен разглядеть его за всякой маской. Иногда он – стакан прохладной воды, иногда – младенец, танцующий у нас на коленях, иногда – кокетливая женщина, иногда – небольшая утренняя прогулка.
Мало-помалу все вокруг меня очищалось
И вдруг меня вырвали из неги. За спиной у меня раздался негромкий разговор, а затем радостный голос:
– Хозяин, пошли!
Передо мной стоял Зорбас, а глаза его горели сатанинским огнем.
– Уходим? – спросил я с чувством облегчения. – Все уже кончено?
– Все! – ответил Зорбас, похлопав по карману своего пиджака. – Здесь у меня лес. Поздравляю! А вот и семь тысяч, в которые обошлась Лола! – И он вытащил из-за пазухи пачку банкнот. – Возьми их, долгов за мной больше нет, и мне перед тобой не стыдно. Здесь же – чулки, сумочки, парфюмерия и зонтик госпожи Бубулины. И арахис для попугая, и даже халва, которую я тебе подарил.
– Возьми себе на здоровье, Зорбас! – ответил я. – И поставь Богородице свечу во весь свой рост за то, что ты ее обидел.
Зорбас обернулся. Показался отец Захарий. Он был в перепачканной зеленью засаленной рясе и растоптанных сапогах и вел за повод двух мулов. Зорбас показал ему пачку сотенных:
– Разделим это, отче Иосиф, и купишь себе сто ок трески. Поешь ее, бедняга, поешь до отвалу, чтобы тебя вырвало, и избавишься раз и навсегда! Ну-ка, подставляй ладонь!
Монах жадно схватил засаленные бумажки и спрятал на груди.
– Нефти куплю… – сказал он.
Зорбас наклонился к уху монаха и сказал уже тише:
– Ночью, когда они уснут и будет ветер… Обольешь стены с четырех углов, обмакнешь лохмотья, тряпки, паклю – все, что под руку попадется, и подожжешь их… Понял?
Монах задрожал всем телом.
– Не дрожи, монах, – разве наказ тебе дал не архангел Михаил? Нефть, и с Богом! Будь здоров!
Мы поехали. Я в последний раз глянул на монастырь.
– Узнал, Зорбас?.. – спросил я.
– О выстреле? Не беспокойся понапрасну, хозяин. Прав Захарий: Содом и Гоморра! Дометий убил смазливого монашка.
– Дометий! Почему?
– Не нужно допытываться, хозяин. Грязь и смрад.
Он обернулся к монастырю. Монахи уже выходили из трапезной и затворялись в кельях.
– Прокляните меня, святые отцы! [43] – крикнул Зорбас.
XIX
Первым человеком, которого мы встретили, спешившись уже ночью на нашем берегу, была Бубулина, которая казалась комком неясных очертаний у барака. Когда мы зажгли светильник, я увидел ее лицо и испугался.
43
Реминисценция народных суеверий, согласно которым встреча со священником могла принести несчастье.