Невероятные приключения циников в Скайриме
Шрифт:
***
Бишоп брел обратно к Айварстеду. Он не надеялся уйти от даэдра; знал, что демон следит за ним, но… он не предполагал, что слова про «Апокриф внутри» можно понимать буквально… Еще раньше рейнджер хотел добраться до Карнвира, вытащить своего волка и затеряться где-нибудь на просторах Скайрима, но теперь любой побег был бессмысленен. Бишоп не хотел, не желал смерти, но если приходилось выбирать между рабством у даэдра и смертью — выбор был очевиден.
Однажды рейнджер уже был мертв. Еще там, в Невервинтере. Он пытался сбежать из подземелий Короля Теней, когда начали рушиться стены. Бишоп не помнил ничего о самой смерти: до нее всюду стоял грохот, под ноги падали камни, и когда один особенно большой рухнул сверху, Бишопа просто не стало. Так ему тогда казалось, пока Келемвор — Бог Мертвых — не привел его на суд.
Келемвор… Проклятый напыщенный недоумок, решил, что заточение в Стене Неверующих — достойное наказание для рейнджера. Да Бишоп смеялся, когда его душа все больше погружалась в хаос из тысяч голосов таких же безумцев, как он. Его ждали долгожданное забвение и пустота, но Судьба, Боги или одна, ведомая ими, женщина сыграли с ним злую шутку.
Рейнджер не верил ни в кого и никому. Никогда не кланялся. Только не он! Ни королям, ни лордам, ни женщинам, ни богам — никому, только так он мог быть свободен. И только от смерти ему не удалось уйти. Подумать только! Лучший следопыт Невервинтера, всю жизнь преследовавший лишь свободу, почти нашел ее в Стене Неверующих, но даже оттуда его выдернула эта Носительница Осколка. Кто ее просил?! Бишоп смирился со своей судьбой, смеялся в лицо Носительнице, которая искала способы вытащить его из Стены, но он недооценил силу ее чувств. Снова. Она нашла способ, и, не спрося Бишопа, вернула его обратно в подлунный мир. Сломанный, обязанный ей жизнью и снова закованный в цепи обязательств. Несколько лет совместных бесцельных скитаний, и он готов был возненавидеть свою спасительницу, лишившую его свободы. Через неделю Бишоп с Карнвиром сели на случайный корабль и, не прощаясь, отплыли на встречу новым землям, которыми оказались скалистые берега Скайрима. Рейнджер надеялся найти здесь свое забвение, а нашел проклятый клубок щупалец и еще одну бабу, решившую, что его, Бишопа, можно приручить и привязать к юбке.
Рейнджер застонал от бессилия. Ноги еще слабые после объятий с отростками даэдра, подогнулись, и мужчина упал на колени.
— «Дал слово»… Ты вырвал из меня это слово, тварь… — всхлипнул он и поднял потухший взгляд на показавшиеся вдалеке крыши Айварстеда, — помогать еще одной «героине», как же это… Ох… Как… Ха-х. — Бишоп не выдержал и глухо рассмеялся над собственной судьбой. Он смеялся и смеялся, пока хриплый, как карканье воронов, смех не сорвался на крик: — С-сука-а! — заорал он, ударил по земле кулаком. — Тва-арь!
Он бесновался и бесновался до самого рассвета, пока вся злость на даэдра, Пит и на самого себя не ушла вместе с утренним туманом. Бишоп остался без сил. Еле поднялся и, пошатываясь, направился в деревню — вряд ли дова и курица ушли далеко. Он добрел до первого дома — фермы с раскуроченным курятником на заду — и вышел на главную улицу. При свете дня Айварстед уже не казался таким угрюмым и жутким: люди занимались своими делами и даже выглядели бодрее обычного: шутили, где-то даже смеялись. Бишоп уловил обрывки разговора о том, что теперь, с воскресшим нордским героем Гейрмундом-тащ-генерал-лейтенантом-Кречетом, жизнь обязательно должна наладиться, и никакие нашествия медведей и нападения дракона уже не страшны. Рейнджер устало мотнул головой, еле поправил сползающий заплечный мешок и ввалился в таверну.
Бишоп был настолько измотан, что даже безумная по своей необычности картина, не смогла хоть сколько-то его удивить и вызвать малейшие эмоции. На лавке сидела Пит, чинно сложив руки на коленях, и пялилась в пустоту, а перед ней, с трудом удерживая в ключе увесистый медальон, сидела курица и раскачивала цепочку. Рейнджер грохнул об пол мешок, устало повалился на соседнюю лавку. Курица вздрогнула, а Пит вдруг всхрапнула, медленно моргнула и принялась сонно тереть глаза:
— Анна Абрамовна, вы опять уснули! Мы пробуем сеанс гипноза уже третий раз, и каждый раз вы просто спите с открытыми глазами. Спасибо, что в этот раз хотя бы не храпели…
— Очевидно, гипноз на меня не действует. Зато я выспалась на три дня вперед. О… — она только сейчас повернулась и заметила серого, заляпанного грязью и жухлой листвой Бишопа. Рейнджер перехватил ее ничего не выражающий взгляд и едва смог выдавить кривую ухмылку.
— Паршиво выглядишь, — Пит забрала у курицы медальон и отдала его трактирщику, разделывающему за прилавком козлиную тушу.
— Зато ты свежа, как утренняя роса…
Она с недоверием покосилась на рейнджера. Минуту о чем-то размышляла и, тяжело вздохнув, выпросила у трактирщика тарелку каши, кусок пирога и кружку козьего молока. Все это дова поставила перед рейнджером и, не говоря ни слова, отправилась в соседнюю дверь, где находились комнаты для постояльцев. Бишоп, не веря своим глазам, осторожно взял ложку. Принюхался. Ядом не пахло. Решив, что будет размышлять над загадками в голове этой женщины позже, он жадно вгрызся в пирог, прихлебывая его молоком.
Когда еда стала заканчиваться, а треск за ушами перестал быть таким громким, Бишоп уже не торопясь доедал остатки каши, улавливая разговор Пит и ее курицы из комнаты:
— … Анна Абрамовна, вы меня удивляете. О вас отзывались как о человеке крайне рассудительном…
— Правда что ли? — в голосе Пит послышалась ирония.
— Вообще-то нет, но вы всегда руководствовались логикой, пусть и скрытой остальных. А тот факт, что вы кормите этого персонажа-предателя не укладывается в голове. Вы что же… Решили дать ему второй шанс? И это после его истории?
Бишоп перестал есть и навострил уши. Еще по дороге в Айварстед он думал чем оправдать собственный побег и как снова втереться в доверие к Пит. И сейчас, кажется, настал решающий миг…
— Проблема не в его истории, — ровно отозвалась дова, — и даже не в его характере или манерах. Проблема в том, что люди ждут от Бишопа чего-то ему не свойственного, а потом разочаровываются, когда мужик ведет себя по-своему. Проще говоря: их ожидания не совпадают с его реальностью. Я же от него ничего не жду…
— А как же предательство прошлой героини? Вдруг он и нас предаст?
— Очень может быть, — спокойно отозвалась дова, — но я предпочитаю решать проблемы по мере их поступления.
— А я предпочитаю все планировать… — мрачно прокудахтала курица.
— Значит, из нас выйдет неплохой тандем…
Они продолжили болтать о каком-то эксперименте, о том, что надо найти замену гипнозу и еще неизвестных Бишопу вещах, а рейнджер молча переваривал кашу и услышанное из соседней комнаты. Он уставился перед собой и пытался понять, что только что произошло. Не получалось. Либо эта дова спятила, либо… Нет, Бишоп, не мог предположить что-то еще. Даже зная его историю — курица наверняка постаралась и рассказала все без утайки… — Пит не собиралась чинить расправу. Что твориться в голове у этой женщины?
Словно прочитав его мысли, из-за угла высунулась дова и коротко свистнула, привлекая внимание рейнджера:
— Тебе еще нужно спасать твоего друга?
Бишоп лишь коротко кивнул.
— Хорошо, — Пит почесала кончик носа, — через час предлагаю выдвигаться: я соберу вещи, а ты можешь сходить на задний двор к бочке с водой, окунуться. А выспишься в дороге — повозка уже готова.
— Стой, — рейнджер сделал над собой усилие, поднялся и подошел к женщине, возвышаясь над ней на целую голову. — Зачем я тебе? Уж не греть постель, это точно… Или ты решила не бороться со своими чувствами, а дать им волю? — «как сделала бы Носительница» подумал Бишоп и усмехнулся.