Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– Как ты побледнел!
– воскликнула Дебора.
– Мне нехорошо, - бесцветным голосом ответил Фанфан.
– Я слишком много выпил!
– Но ты совсем не пил! Я прекрасно видела, что ты вообще не пьешь!
– Значит, я не допил, - Тюльпан криво усмехнулся и встал.
– Прошу простить, я удалюсь...
Сопровождаемый удивленными взглядами, Тюльпан шагал, как автомат, ему казалось, что настал конец света и что он никогда не остановится, будет идти так до тех пор, пока не попадет в Америку... И нужно вам сказать, что эта безумная идея, хотя мы и не знаем, как он собрался её осуществить, вызвала в доме Баттендье такой скандал, что по сравнению с ним все предшествующее было не более чем спокойным обменом мнениями.
Оливье Баттендье, который в тот же вечер к десяти вернулся домой после напрасных поисков Тюльпана по всему городу, услышав в доме дикий крик, сказал себе: "- Ага! Значит, его где-то нашли мертвым! Так я и знал!"
– Да нет, он жив!
– ответили ему в один голос сестры и тут же напустились с удвоенной яростью. Дебора размахивала перед носом Оливье письмом, пока Аврора кричала:
– Это твоя вина, дурак чертов! Не возьми ты его с собой в Испанию к Лафайету, ему и в голову бы не пришло туда вернуться!
Дебора разрыдалась:
– Оставить и жену, и сына! Жену и сына! И все из-за каких-то индеанок!
Ошеломленный Оливье начал вполголоса читать письмо Тюльпана.
"Милая Дебора, я прекрасно знаю, что поступаю как последний подлец. Прошу, прости, что причиняю тебе такую боль, но я, как воин, жаждущий служить своей стране, полагаю, что долг меня зовет присоединиться к Лафайету, чьи заслуги и благородные намерения вам так прекрасно разъяснил Оливье. я должен быть рядом с Лафайетом в битве за свободу, которая, добытая в Америке, в один прекрасный день озарит весь мир, и прежде всего Францию!.."
– Это твоя вина, глупец!
– повторяла Аврора.
– Твоя вина, это ты забил ему голову всякой ерундой!
– Ни в коем случае!
– защищался бедняга Оливье.
– Вовсе не я! И мысли эти не мои!
– А чьи же?
Оливье собрался было ответить, но тут Дебора воскликнула:
– Франция! Весь мир! А я как же?
– Можно читать дальше?
– Читай! Но я это бесстыдное письмо знаю уже на память. Как подумаю, что я ему жизнь спасла! А он меня так отблагодарил! И я опять вдова! Вдова!
– Читай!
– велела Оливье Аврора, тоже расплакавшись, потому что и она почувствовала вдруг себя вдовою.
"Боюсь, - читал Оливье, - что вы вправе будет обижаться на меня..."
– Он боится! Вправе! Ну, попадись он мне, увидит, как я умею обижаться, я ему покажу!
– И я тоже!
– присоединилась Аврора, а когда сестра удивленно воззрилась на нее, торопливо добавила: - Никогда не прощу, что он тебе такое устроил!
"...Но, - теперь Оливье читал уже во весь голос, чтоб женщины его не перебили, - был бы я достоин тебя, Дебора, не сделай этого?"
– Но он же сын Людовика XV, зачем же ему лезть к ирокезам?
– сказала Дебора, совсем утратив разум от гнева, удивления и боли, и, в ярости бросившись к венецианскому зеркалу, висевшему над камином, закричала: - Все это потому, что я стала толстая! Вот почему он сбежал! О, Боже, Боже мой!
"- Но я вернусь, Дебора!
– (Оливье теперь кричал слова Тюльпана изо всех сил).
– Вернусь, покрытый славой, и ты ещё будешь мной гордиться!"
– My eye! [39]– горько сказала Дебора, но вдруг взглянула на свою сестру, в глазах которой заметила искорку надежды.
– Ты думаешь, он в самом деле вернется?
– спросила срывающимся голосом.
39
– Мои глаза! (здесь) Посмотрим!
Аврора, которая, честно говоря, думала, что Фанфан сбежал из-за телесной ненасытности её сестры и - как и мы - считала послание Фанфана чудовищным обманом, в отчаяньи разведя руками, вновь начала всхлипывать, поскольку решила, что сама была не в состоянии компенсировать сестрины недостатки и оказалась недостаточно привлекательна, чтоб удержать нашего героя. И теперь с Деборой они рыдали на пару.
– Спокойствие!
– воззвал Оливье, когда сестры, обняв друг друга, выплакались и громко высморкались в свои шелковые платочки.
– Только спокойствие! После постигшего нас столь тяжкого удара (Оливье действительно едва не хватил удар при мысли, что ему - Бог весть как долго!
– придется в одиночку переносить гнев и боль обеих женщин) я все же вижу свет надежды!
После столь многообещающего вступления он произнес несколько соображений, выслушанных с напряженным вниманием:
– Во-первых, сегодня днем я встретил своего компаньона Рекюля де Басмарина. Оказывается, корабль Лафайета "Ля Виктори" ещё не покинул гавань. Во-вторых, мы можем успеть туда ещё до отплытия, и преспокойно схватить нашего любителя приключений за воротник! И в третьих: Фанфан не сможет быстро добраться до бухты Лос Пасайос без денег!
– О, ты моя умница! Ты мой маленький хитрец!
– воскликнула Аврора, осыпая его поцелуями.
– Так что теперь нам делать?
– Через час отправляемся в путь!
– коротко велел Оливье, которого подталкивало то, что не его так горько оплакивали, и то, что он рад был бы избавиться от восхищения Тюльпаном - поскольку сам никак не мог набраться храбрости оставить Аврору ради Мими Першерон! И, выходя из комнаты, добавил: - У него нет денег - а у меня их куры не клюют!
Но через три минуты, когда Оливье вошел в свой кабинет, это столь гордое заявление было дополнено громовым воплем:
– Дерьмо!
Вопль этот сорвал сестер из кресел. Взбешенный Оливье вбежал, размахивая письмом, которое только что обнаружил в своей кассе. И стал его читать:
"Оливье, я убедительно прошу простить меня! Когда-нибудь я все верну, даю слово! И даже двести процентов прибыли!"
– Он у меня забрал те 120 000 франков, которые мне Лафайет заплатил за бриг "Ля Виктори"!
– сообщил Оливье дамам. И Оливье, который накопил свое богатство любыми подлостями, низостями и обманом, был так взбешен, что заорал:
– Я еду немедленно!
Еще бы: нужно было догнать и отобрать свои 120 000 франков!
* * *
Через четверть часа все трое - Оливье, Аврора и Дебора уже спускались в сад к конюшням, полностью снаряженные в далекую дорогу. Теперь уже неважно было, когда Тюльпан покинул город и куда направился. Нужно было попасть в Лос Пасайос до него и сцапать там голубчика!