Невероятные
Шрифт:
Она стояла спиной к Майе, неподвижная и напряженная.
Если бы Майя дотронулась до нее прямо сейчас, подумала Эмили, она бы точно взорвалась.
Майя потянулась к ней, но отскочила, будто почувствовав напряжение Эмили.
— Разве не мило, что твои родители пригласили меня в Дак с Вами? Это будет так весело!
Эмили накачала целую гору пенистого мыла в ладони.
Когда они ездили в Дак, Эмили и Кэролайн всегда проводили по крайней мере три часа
Потом они смотрели мульт-марафоны по кабельному, перекусывали и снова лезли в воду.
Она знала, что Майе это не понравится.
Эмили повернулась, чтобы взглянуть на нее.
— Это все как-то… странно.
Я имею в виду, что всего лишь неделю назад мои родители меня ненавидели.
А теперь они меня любят.
Они пытаются подкупить меня, тайно пригласив тебя на обед, а потом пригласив тебя с нами на отдых.
Майя нахмурилась.
— И что, это плохо?
— Ну, да, — выпалила Эмили.
— Или нет.
Конечно нет.
Все шло неправильно.
Она прокашлялась и встретилась в зеркале взглядом с Майей.
— Майя, если бы ты могла быть какой-нибудь сладостью, чем бы ты была?
Майя коснулась края позолоченной коробки салфеток, которая стояла посередине туалетной комнаты.
— Что?
— В смысле… ты была бы жвачкой Mike & Ike? Или ирисками Laffy Taffy? Батончиком Snickers? Чем?
Майя уставилась на нее.
— Ты напилась?
Эмили изучала отражение Майи в зеркале.
У нее была сверкающая кожа цвета меда.
Ее блеск для губ со вкусом ежевики мерцал.
Эмили влюбилась в Майю с первого взгляда, и ее родители прилагали огромные усилия, чтобы принять Майю.
В чем тогда ее проблема? Почему когда бы Эмили ни пыталась думать о поцелуях с Майей, она вместо этого представляла Тристу?
Майя прислонилась к раковине.
— Эмили, кажется, я знаю, что происходит.
Эмили быстро отвела взгляд, пытаясь не покраснеть.
— Нет, не знаешь.
Взгляд Майи смягчился.
— Это все сязано с твоей подругой Ханной, не так ли? С этим несчастным случаем? Ты была там, да? Я слышала, что человек, который сбил ее, преследовал ее.
Холщовая сумка Banana Republic Эмили выскользнула из ее рук и с грохотом упала на плиточный пол.
— Где ты об этом слышала? — прошептала она.
Майя испуганно отстранилась.
— Я… я не знаю.
Не помню.
Она смотрела озадаченно.
— Ты можешь поговорить со мной, Эм.
Мы можем все друг другу рассказать, да?
Прошли
Эмили подумала о сообщении, которое прислала Э, когда ее три подруги встречались с офицером Уилденом на прошлой неделе: "Если Вы КОМУ-ЛИБО расскажете обо мне, вы пожалеете".
— Никто не преследовал Ханну, — прошептала она.
— Это был несчастный случай.
Конец истории.
Майя провела руками по керамической раковине.
— Наверное, я пойду обратно за столик.
Увидимся снаружи.
Она медленно вышла из туалета.
Эмили услышала, как за Майей захлопнулась дверь.
Песня в динамиках переключилась на что-то из арии "Аида".
Эмили села возле зеркала, щелкая сумкой на коленях.
Никто никому ничего не говорил, сказала она сама себе.
Кроме нас никто ничего не знает.
И никто ничего не расскажет об Э.
Внезапно Эмили заметила свернутую записку в своей открытой сумке.
На ней круглыми розовыми буквами было написано ее имя.
Эмили открыла ее.
Это была форма членства для РДЛГ — группы Родители и Друзья Лесбиянок и Геев.
Кто-то заполнил информацию о родителях Эмили.
Внизу был знакомый остроконечный почерк.
"Счастливый выходной день, Эм. Ты должна собой гордиться. Теперь, когда твои родители оживлены звуками любви и принятия, был бы такой позор, если бы что-то произошло с их маленькой лесбиянкой.
Так что держи язык за зубами, и они тебя не потеряют. Э".
Дверь туалета все еще шаталась после того, как вышла Майя.
Эмили снова посмотрела на записку, и ее руки дрожали.
Внезапно знакомый аромат заполнил воздух.
Пахло как…
Эмили нахмурилась и снова принюхалась.
Наконец Эмили поднесла записку прямо к своему носу.
Когда она вдохнула, у нее внутри все окаменело.
Этот запах Эмили узнала бы где угодно.
Это был обольстительный аромат банановой жвачки Майи.
Если бы стены отеля могли говорить…
В четверг вечером, после обеда в "Smith & Wollensky", высококлассном манхэттенском стейк-хаусе, в котором часто бывал ее отец, Спенсер шла за своей семьей по покрытому серыми коврами холлу отеля Дабл Ю.
Глянцевые черно-белые фотографии Энни Лейбовиц висели рядов вдоль коридора, а воздух пах смесью ванили и новых полотенец.
Её мать говорила по телефону.
— Нет, она точно победит, — бормотала она.
— Почему бы нам просто не заказать это сейчас. Она сделала паузу, будто человек на другом конце линии говорил что-то очень важное.