Невеста бальзаковского возраста
Шрифт:
– Не поняла, – напряглась подруга. – То есть как это «против»? Тебе тридцать с хвостиком. Он вообще против ребенка или временно?
– Временно. Но ты ж в курсе: нет ничего более постоянного, чем временное. Он говорит, что сначала надо заработать достаточно денег, решить жилищный вопрос, только сам ничего для этого не делает. Я что-то уже звереть начинаю. Бесит очень. Я пашу, как колхозный трактор, а он день через день в своей мастерской сидит за три копейки и то ли чего-то ждет, то ли думает, что все как-нибудь само получится.
– Насколько я знаю, жилищный вопрос
– Нет. У нас вообще ничего нет, кроме моей работы. И ничего, судя по настрою Толика, не будет. Толик не борец, он считает, что надо плыть по течению, и все, что тебе положено, судьба все равно даст. А что не положено – отнимет, – с раздражением сообщила Настасья. – Какая-то безысходность корячится в перспективе, вот что. Он, главное, хороший такой, позитивный, никогда не ругается, с ним спокойно, но… Я, наверное, много от жизни хочу, да?
– Да кто ж его знает, – пригорюнилась Дарья. – Может, был бы у тебя алкаш, который по трезвости любил бы тебя безумно, а по пьяни бил, соблюдая извечную русскую традицию. Деньги бы пропивал, дружков домой водил, или ты бы его по моргам и больницам после каждой пьянки искала. Зато было бы не скучно. Так хочешь?
– Так тоже не хочу, – мрачно открестилась от предложенной перспективы Настя. – Но и так, как у меня сейчас, жить невозможно. Какая-то бесцветная, безэмоциональная вахта с непонятной целью. Жить надо для чего-то. А я уже даже не понимаю, чего хочу. Ребенка хочу, но надо ждать. То есть теперь надо хотеть, чтобы решился вопрос с квартирой. А чего ждать-то? Не решится ничего. Я одна на квартиру не заработаю. Запуталась я…
– Ну что, у вас в отношениях вообще никогда никаких эмоций не бывает? – поинтересовалась подруга. – Должно же быть хоть что-то, что вас обоих радует или злит.
– Есть, – хмыкнула Настя. – Лизка. Эта зараза ходит по квартире в чем мать родила, мотивируя это тем, что она у себя дома. И мужиков периодически приводит каких-то. Толик считает, что ей пора жить самостоятельно. А где ей жить, если квартира общая и разменять ее невозможно? Все беды от жилищного вопроса. Я уже дозрела, чтобы взять ипотеку. Уж лучше всю жизнь выплачивать, но жить, чем сейчас влачить такое непонятное существование, а потом на старости лет, когда уже ни детей, ни перспектив, купить отдельное жилье. На кой леший оно нам тогда надо будет? Так вот про Лизку. Она Толика бесит невообразимо. Меня тоже. Надоела страшно, деть ее некуда, зато она нас сплачивает своим наличием.
Разговоры на эту тему тянулись уже целых пять лет, но с места так ничего и не сдвинулось. Можно до одурения обсуждать проблему, но если не начать ее решать, то она никуда не денется. Затык в личной жизни – это не насморк, он сам собой не проходит. Время шло, а ничего не менялось. Иногда от осознания безысходности Анастасии становилось так горько, что хотелось жалеть себя, подвывая и обвиняя всех подряд. Хотя в глубине души Настя понимала: это только ее вина, ее выбор и ее страх что-то менять.
– Никакого ресторана с частушками и тамадой мы заказывать не станем. Все будет красиво, но без мещанства, – чирикала Лизавета. – Вон у Настьки даже свадьбы нормальной не было. Да, сеструха? Поэтому ты злишься? И что ты вспомнишь на старости лет? У тебя всего пара убогих фоток, как вы друг дружке гайки на пальцы накручиваете. Не надо завидовать, если у тебя самой фантазии не хватило.
– У меня не хватило денег, – сатанея от бешенства, прошипела Настя. Непробиваемость сестры, ее наивный инфантилизм всякий раз доводили ее до исступления. Но как можно спорить с такой? Это ж все равно что биться лбом об стенку. Какой смысл взывать к логике или приводить какие-то аргументы, если тебя просто не хотят слышать.
– Так надо было зарабатывать, да, Санечка? – Лизавета пощекотала будущего супруга за ухом, тот блаженно зажмурился.
– Надо полагать, у вас деньги есть? – мстительно поинтересовалась Настасья.
– Нету, ну ты ж нам одолжишь, – без намека на смущение пожала плечиками Лиза.
– Я? – ахнула сестра, захлебнувшись негодованием. – Я? Ты в своем уме? У меня нет!
– Здрасьте, нет, – фыркнула сестрица. – Ты ж копишь на квартиру, я знаю. Снимешь со счета, потом мы заработаем и отдадим.
– Очень смешно. Может быть, логичнее было бы найти себе мужа, который в состоянии оплатить хотя бы свадьбу? – Настя скрипнула зубами и отвернулась к окну, стараясь дышать размеренно. Это очень помогало сдерживаться и не срываться на крик. Раз – вдох, два – выдох. И так до десяти.
– Я по расчету замуж выходить не собираюсь. Я – только по любви. Чтобы жить красиво, чтобы был драйв и ветер…
– В башке у тебя ветер, – процедила Настасья. – Выходи по любви, никто не мешает. Только при чем тут я? Ты и так уж сколько лет жрешь и пьешь за мой счет. Хватит, надоела.
– Фу, какая ты мелочная, – поморщилась сестра. – Саша, вот смотри, такие у меня родственнички. Зая, заступись за меня. Скажи, что я мало ем.
– Мало, – просюсюкал жених и полез к Лизавете целоваться.
– Тьфу! – в ярости плюнула Настя и крикнула: – Толик, иди ужинать!
– О, картошечка, – оживился Саша.
– Я тебя на ужин не приглашала. Равно как и твою невесту, которая мало ест! – рявкнула Настя. – Ну-ка, пошли в свою комнату быстро!
– Давай еще из-за картошки подеремся, – хмыкнула Лиза. – Мне, чур, зажаристую. И не надо тут строить из себя оскорбленную. Хочешь жить отдельно – никто тебя не держит. Не можешь заработать – живи в семье.