Невеста для Босса
Шрифт:
– Ни за что, – подтвердила я, заглядывая на антресоли.
– Понимаешь, тут такое дело… – протянул Руслан Эдуардович, перестав шарить по ящикам. – Поиски клада – любимая игра нашего детства. А Марьянка находила подарки, словно ищейка, сразу и быстро. До сих пор не знаю, как ей это удавалось. То ли талант у нее такой, то ли подсматривала, куда бабушка их прячет. И чтобы мне досталось хоть что-то, часть подарков бабуля прятала на чердаке, куда Марьянка ни за что не сунулась бы. Она чердака боялась очень.
Я рассмеялась:
– У
Мой босс улыбнулся:
– Это у нас семейное.
Мы уже вовсю рыскали в ящиках и шуфлядках, но подарки все никак не находились. Зато нашлась фотография в рамочке. Мальчишка, который радостно улыбался на ней, был неуловимо похож на Руслана Эдуардовича.
– А это вы? – я показала ему свою находку.
Он несколько смущенно улыбнулся:
– Собственной персоной.
Я еще раз посмотрела на фотографию.
– Да вы были просто идеальным ребенком! Роза Георгиевна рассказывала, как вы обещали подарить ей тысячу платьев.
– Это только когда был совсем маленьким, а потом чуть подрос, и такое началось…
– Только не говорите, что вы были трудным подростком.
– Трудным? Да я был невыносимым, забросил учебу, нашел компанию из таких же, как я, лоботрясов. Ну и наводили же мы шороху по всему району. Бабушка замучилась меня из участка вызволять.
Руслан Эдуардович вздохнул и принялся потрошить письменный стол.
– И что же дальше? – напряженно спросила я, уже зная, как зачастую оканчиваются такие истории.
– Однажды она мне сказала: «Руслан, я тебя очень люблю. И прощу тебе все, и если тебя посадят, передачки носить буду, если переживу, конечно». И знаешь, я так ясно себе это представил: казенная комнатка для переговоров, и моя бабуля чуть живая, с заплаканными глазами, с передачкой. И разом от разгульной жизни как отвернуло. С дружками разошелся, к универу подготовился. Я ей всем обязан.
Босс хлопал дверцами, заглядывал в ящики, а я украдкой смотрела на него, делая вид, что проверяю тумбочку. Могла ли я себе представить, что он наводил ужас на весь район? И тут же ответила себе на этот вопрос. Могла бы и запросто. Даже в офисе порой мелькало у него во взгляде что-то такое, опасное.
– Черт возьми… – ошарашенно воскликнул босс.
– Что, подарок? – встрепенулась я и с любопытством уставилась на него.
– Ага. Еще какой. – Тот брезгливо, как дохлую мышь за хвост, держал двумя пальцами что-то вроде толстой тетради. – Дневник за девятый класс. Сплошные трояки, неуды и замечания.
– Ну трояки – это дело житейское.
– Только не говори, что по себе знаешь, что это такое. Уверен, ты была круглой отличницей.
– Не-а. Не угадали. Я была троечницей. Но да, вполне себе круглой.
– Не верю! – пораженно протянул босс.
Я спряталась за очередной шкаф и оттуда смущенно проворчала:
– Ну да. Ваша секретарь троечница. Я стеснительная была ужасно. Письменные задания еще кое-как выполняла. Но отвечать у доски! Нет, это не мое. Я могла только мямлить и краснеть. Но у меня была еще и пятерка. По трудам.
– Готовишь хорошо? – воодушевился Руслан Эдуардович.
Ага. Кофе. В кофемашине. Просто мастерски кнопку нажимаю.
– Нет. Пятерка была только по швейному делу, – я высунулась из-за шкафа и призналась: – Я шить люблю. Очень.
С первого куска ткани, любовно выбранного для урока труда. С первого взмаха ножниц. С первых неумелых стежков. С того самого фартука. Я не хотела шить обычный, как все. Я хотела совсем другой. Широкий, чтоб закрывал одежду не только спереди, но и с боков. С высокой грудкой, пышный, чуть присобранный по талии. Чтобы завязывался сзади на красивый бант. А спереди, вместо никому не нужного кармана, справа на резинке рукавичка, слева прихватка, а посередине, на красивой пуговке, полотенце. И все три – контрастного цвета. Не фартук, а прямо комплект, мечта хозяйки. Сейчас он кажется смешным, но тогда я хотела именно такой. Настолько хотела, что умудрилась, несмотря на свою застенчивость и робость, уговорить нашу строгую учительницу отклониться от программы. Я шила его с таким удовольствием, с таким наслаждением, которых до того момента ни разу не испытывала…
– А почему дальше учиться не пошла? – спросил босс. – Раз шить любишь.
Он смотрел на меня так внимательно, словно ему было действительно интересно. Даже подарки искать перестал. А может и правда интересно?
– Мама хотела, чтобы я одиннадцать классов закончила. А потом…
А потом был скандал и уговоры, уговоры и скандал. Мама пила валокордин и плакала. И говорила, говорила, говорила… Достаточно, мол, что мать всю жизнь на заводе вкалывает. Пусть хоть дочь нормальную работу найдет. Самое то, говорила мама, должность секретаря. И в тепле, и в чистоте. С маникюром и в колготочках. И на шпильке. И люди вокруг солидные, успешные. «А куда после твоего швейного училища? На фабрику? – мама вытерла слезы. – Ты же не выдержишь. Тебе ж с фантазией надо и разное. А там твоя фантазия не нужна. Там, дочка, дадут задание и шей одно и то же с утра до вечера. Строчи мужские семейники в цветочек». «А в ателье…» – робко заикнулась я. «А в ателье, – парировала мама, – ты будешь шить то, что надо капризным клиентам. Вспомни Зинаиду!» Упоминание о Зинаиде было как контрольный выстрел в голову. Наша соседка одевалась исключительно в ателье и выглядела при этом ужасающе. Сначала я думала, что ей просто с мастером не везет, а потом поняла, что не везет как раз мастерам, которых выбрала Зинаида. Она считала свой вкус безупречным, постоянно скандалила и писала жалобы, доводя закройщиц до нервного тика.
Конец ознакомительного фрагмента.