Невеста дьявола
Шрифт:
Что же до Майкла, то он в глубине души просто ликовал.
Происходящее буквально приводило его в трепет. Он и представить себе не мог, что в его жизни может случиться такое чудесное событие. Стоит ли говорить, что он с радостью предоставил Роуан полную свободу действий и право принимать любые решения, касавшиеся предстоящей свадьбы. При одной только мысли о том, что венчание будет столь торжественным и состоится в той самой церкви, где он когда-то прислуживал при алтаре, в душе Майкла поднималась буря восторга.
Погода становилась все холоднее. Они и не заметили, как наступил великолепный, напоенный ароматами октябрь. В какой-то момент Майклу вдруг пришло
Да, Рождество… Такое, каким он его себе воображал с незапамятных времен: в шикарном особняке, где сверкает самая красивая в мире елка, а в мраморном камине ярко горит огонь…
Рождество…
Мысли Майкла неизбежно вернулись к Лэшеру, к тому дню, когда тот появился в церкви. Запах хвои и воска свечей причудливым образом смешался в его памяти с явственным ощущением присутствия Лэшера и образом Христа – гипсового младенца Иисуса, с улыбкой глядящего из яслей на прихожан.
Почему Лэшер, стоявший возле самого алтаря, смотрел на Майкла с такой любовью?
Почему все случилось именно так?
У него не было ответов на эти вопросы…
Кто знает, быть может, все это так и останется тайной. Возможно – но только лишь возможно, – что Майкл уже исполнил собственное предназначение, ту самую миссию, во имя исполнения которой ему была возвращена жизнь… А что, если пресловутая миссия и состояла в том, чтобы он вернулся в Новый Орлеан, влюбился в Роуан и счастливо жил с ней в отреставрированном особняке?
Нет, он уверен, что все не так просто. Эта версия лишена всякого смысла. Если жизнь пойдет так и дальше, это будет просто чудом. Таким же чудом, как создание медицинского центра, как желание Роуан родить ребенка, как то, что в скором времени особняк будет полностью принадлежать только им… И таким же чудом, как появление лучезарно улыбающегося ему призрака…
7
«Что ж, придется потерпеть еще раз, – думала Роуан. – Который уже по счету? Кажется, пятый?» Да родственники устраивали уже пятый праздник по случаю ее помолвки с Майклом. До того был чай у Лили, ленч у Беатрис, скромный обед, организованный Сесилией, и небольшой прием у Лорен в очаровательном старом особняке на Эспланейд-авеню.
И вот теперь они ехали в Метэри, в дом Кортланда, который по-прежнему все называли именно так, хотя он давно уже находился в распоряжении Гиффорд и Ранена, и они много лет жили в нем вместе со своим младшим сыном – молодым Пирсом. Ясный октябрьский день как нельзя лучше подходил для приема на свежем воздухе. Приглашенных было человек двести.
И не важно, что до свадьбы, назначенной на первое ноября – на День всех святых, – оставалось всего десять дней. Мэйфейры не могли так долго сдерживать свои эмоции и слезы, а потому и этот сбор родственников был не последним: предстояла по крайней мере еще одна встреча – за ленчем, место и время которого уточнят позже.
– Зачем нужны все эти сборища? – переспросила Клэр Мэйфейр, в то время как они с Роуан мило болтали, слоняясь в толпе гостей, собравшихся на открытой
Чуть раньше темноволосая Энн-Мэри – удивительно милая, искренняя женщина, которая, казалось, была просто очарована медицинскими проектами Роуан, – познакомила ее с десятками людей. Роуан видела их впервые, но все они мало чем отличались от тех, кого она встречала прежде – на похоронах или каких-либо иных семейных сборах.
Описывая Метэри, Эрон дал ему совершенно справедливое определение: типичный американский пригород. С таким же успехом его можно было принять за Беверли-Хиллз или Шерман-Оукс в Хьюстоне. Разве что небо над головой здесь было подернуто дымкой – такое небо Роуан приходилось видеть еще только над Карибским морем, – и дубы, выстроившиеся по краям тротуаров, не уступали по возрасту деревьям Садового квартала.
Сам особняк выглядел шикарно: великолепный загородный дом, заполненный множеством старинных вещей, сохранившихся еще с восемнадцатого столетия. Полы повсюду были застланы коврами, а семейные портреты на стенах красиво обрамлены и подсвечены. Из скрытых в стенах динамиков лились умиротворяющие звуки саксофона Кенни Джи. [1]
Чернокожий официант с совершенно круглой головой и мягким гаитянским акцентом наливал в хрустальные бокалы бурбон и белое вино. Две поварихи, тоже цветные, в накрахмаленной форме, возились возле дымящегося гриля, зажаривая на нем жирных, розовых, обильно посыпанных перцем креветок. Все мужчины были в белых костюмах, и на их фоне дамы семейства Мэйфейр в платьях пастельных тонов казались нежными цветами. Несколько малышей увлеченно играли возле маленького фонтана, расположенного в центре травяной лужайки.
1
Имеется в виду популярный американский саксофонист Кенни Горелик (Kenny Gorelic; p. в 1956 г.). Исполнял музыку в стиле джаз, рок, ритм-энд-блюз, работал с такими известными певцами, как Арета Франклин, Уитни Хьюстон, Фрэнк Синатра и многими другими.
Роуан с бокалом бурбона в руке удобно устроилась в белом кресле, стоявшем под сенью самой большой магнолии. К ней то и дело подходили с приветствиями и поздравлениями родственники, и в какой-то момент она вдруг поймала себя на мысли, что сладкий яд всеобщего интереса оказал-таки на нее свое действие: ей нравилось быть в центре внимания и это чувство пьянило сильнее, чем вино.
Чуть раньше в этот же день, в последний раз перед свадьбой примеряя белое платье и фату, Роуан неожиданно для себя обнаружила, что крайне взволнованна торжественной процедурой, и в то же время испытала величайшую благодарность к тем, кто едва ли не силой заставил ее пройти через все это.
В этом платье она будет настоящей принцессой, но только до тех пор, пока не завершится пышное празднество… Да, принцессой… Пока часы не пробьют полночь… Даже необходимость надеть на шею изумруд уже не казалась ей чересчур тяжелым испытанием. Она, кстати, несколько раз порывалась рассказать Майклу о таинственном появлении камня, но так и не решилась – и, наверное, это все же к лучшему. С той ужасной ночи фамильная реликвия все время оставалась в футляре – Роуан к ней даже не притронулась.