Невеста герцога
Шрифт:
— Амелия! — гаркнула вдовствующая герцогиня.
Амелия схватила Грейс за руку и крепко сжала. Никогда в жизни она не была так благодарна за присутствие другого человека. Мысль о том, чтобы провести еще один день в обществе вдовствующей герцогини без буфера в лице Грейс…
Она не вынесет этого.
— Леди Амелия, — повторила вдовствующая герцогиня, — вы что, не слышите, что я вас зову?
— Извините, ваша светлость, — сказала Амелия и шагнула вперед, увлекая за собой Грейс. — Я не слышала.
Глаза леди Августы
— Она может ехать с кучером.
Грейс сделала движение в указанном направлении, но Амелия дернула ее назад.
— Нет, — сказала она.
— Нет? — переспросила вдовствующая герцогиня.
— Нет. Я нуждаюсь в ее обществе.
— А я нет.
Амелия вспомнила, сколько раз она восхищалась холодной выдержкой Томаса, тем, как он мог осадить любого одним взглядом. Она собралась с духом и повернулась к герцогине.
— О, ради Бога, — буркнула та после того, как Амелия несколько секунд сверлила ее взглядом. — Можешь взять ее с собой. Но не рассчитывайте, что я буду поддерживать разговор.
— Даже не мечтаю об этом, — промолвила Амелия и забралась в карету, Грейс последовала за ней.
К сожалению для Амелии, Грейс и лорда Кроуленда, который решил ехать в карете после того, как они остановились напоить лошадей, вдовствующая герцогиня все же решила разговаривать.
Впрочем, разговор предполагал наличие второй стороны, которой в карете, по мнению Амелии, попросту не существовало. Было много указаний и вдвое больше жалоб, но не разговора.
Отец Амелии выдержал полчаса, после чего постучал в переднюю стенку кареты, требуя, чтобы его высадили.
«Предатель», — подумала Амелия. С самого ее рождения он планировал поселить ее в доме леди Августы, а сам не смог выдержать более получаса.
За ленчем отец сделал слабую попытку извиниться — не за то, что пытался выдать ее замуж против ее желания, а всего лишь за бегство из кареты этим утром, — но вся симпатия, которую она испытывала к нему, улетучилась, когда он начал рассуждать о ее будущем и его намерениях в этой связи.
Избавление пришло только после ленча, когда вдовствующая герцогиня и Грейс задремали. Амелия смотрела в окошко, за которым проплывали ирландские пейзажи, прислушивалась к цокоту копыт и удивлялась, как все это могло случиться. Она была слишком разумна, чтобы думать, что ей это снится, но, право, как жизнь человека может настолько измениться практически за одну ночь? Это казалось немыслимым. Всего лишь неделю назад она была Амелией Уиллоуби, невестой герцога Уиндема. А теперь она…
Святые небеса, это становится комичным. Она по-прежнему леди Амелия Уиллоуби, невеста герцога Уиндема.
Но все не так, как раньше.
Ясно одно: она влюблена и, возможно, не в того мужчину. Отвечает ли он ей взаимностью? Амелия не могла
Едва ли. Мужчины, подобные Томасу, не влюбляются так быстро. А если влюбляются, то не в того, кого знали всю свою жизнь. Если бы Томас вдруг влюбился, то в красивую незнакомку. Он увидел бы ее в толпе и, охваченный мощным чувством, страстью, понял бы, что это его судьба.
Вот как Томас влюбился бы в кого-нибудь, если бы вообще влюбился.
Она судорожно сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запахи, витавшие в воздухе, и пылинки, кружившиеся в лучах солнечного света.
Этим утром она многое ненавидела.
Грейс, сидевшая напротив, встрепенулась. Амелия переключилась на нее, с интересом наблюдая за процессом пробуждения. В сущности, она никогда не видела, как люди просыпаются. Наконец Грейс открыла глаза.
— Ты заснула, — тихо сказала Амелия. Она прижала палец к губам, указав головой на вдовствующую герцогиню.
Грейс зевнула, прикрыв рукой рот.
— Сколько по-твоему, нам еще ехать?
— Не знаю. Наверное, час или два. — Амелия вздохнула и откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Она чувствовала себя уставшей. Может, ей удастся заснуть? Почему одни люди так легко засыпают в каретах, а другие — особенно она, — похоже, не способны заснуть нигде, кроме собственной постели? Это казалось несправедливым…
— Что ты будешь делать? — спросила Грейс.
Как бы Амелии ни хотелось изобразить непонимание, она обнаружила, что не может. Впрочем, это не имело особого значения, поскольку у нее все равно не было удовлетворительного ответа. Она открыла глаза. Грейс смотрела на нее с таким видом, словно сожалела, что спросила.
— Не знаю, — сказала Амелия и снова закрыла глаза. Ей нравилось ехать с закрытыми глазами. Так лучше чувствовался ритм колес. Обычно он действовал на нее успокаивающе, но не сегодня, не по дороге в какую-то неведомую деревеньку, где ее будущее решится в зависимости от записи в церковной книге.
И не после того, как отец на протяжении всего ленча читал ей нравоучения, оставив ее с ощущением» что она ведет себя как упрямый ребенок.
Не сегодня, когда…
— Знаешь, что самое забавное в этой истории? — произнесла она, прежде чем сообразила, что говорит вслух.
— Нет.
— Я все время думаю: «Это несправедливо, я должна иметь выбор. Меня нельзя продавать или обменивать, как какой-то предмет». Но затем мне приходит в голову: «А что, собственно, изменилось? Меня обручили с Уиндемом давным-давно. И я никогда не жаловалась».
Она говорила, не открывая глаз. Почему-то так ей было спокойнее.
— Ты была совсем ребенком, — заметила Грейс.
— У меня было достаточно времени, чтобы высказать свое мнение.
— Амелия…
— Мне некого винить, кроме себя.