Невеста герцога

Куин Джулия

Четыре дня спустя в море

Это было необычайно спокойное плавание — так, во всяком случае, сказал Томасу капитан, когда начали сгущаться сумерки. Томас был благодарен судьбе за это. Не то чтобы он страдал от морской болезни, пересекая бурное Ирландское море, но был близок к этому состоянию. Чуть более ветра, чуть сильнее прилив — или что там заставляло небольшое судно болтаться на волнах, — и его желудок начал бы протестовать самым неприятным

образом.

Он обнаружил, что легче оставаться на палубе. Внизу было душно и тесно. А наверху можно было наслаждаться привкусом соли, висевшим в воздухе, и бодрящим ветром, хлеставшим по щекам. Здесь по крайней мере он мог дышать.

Чуть дальше у поручней стоял Джек, прислонившись к стене рубки и устремив взгляд вдаль. Вряд ли мимо его внимания прошло, что это как раз место гибели его отца. Это было ближе к ирландскому берегу, предположил Томас, если его матери удалось добраться до суши.

Каково это, не знать собственного отца? Хотя лично он предпочел бы не знать своего. Но, по всеобщим отзывам, Джон Кавендиш был более приятным парнем, чем его младший брат, Реджинальд.

Думает ли Джек о том, как сложилась бы его судьба, если бы не тот шторм? Конечно, он вырос бы в Белгрейве, вне всякого сомнения. А Ирландия была бы для него всего лишь соседней страной, родиной его матери. Возможно, он время от времени посещал бы ее, но она не была бы его домом.

Он учился бы в Итоне, как все Кавендиши, а потом поступил бы в Кембридж. Его зачислили бы в Питерхаус, потому что для Уиндемов годился только старейший из колледжей, и его имя добавилось бы к длинному списку выпускников, начертанному на стене библиотеки, которую Кавендиши поддерживали на протяжении столетий, начиная с тех времен, когда герцоги еще были графами, а церковь — католической.

И не важно, как бы он учился и учился ли вообще, Джек закончил бы колледж независимо от отметок. Ведь он был бы наследником Уиндемов. Томас не представлял, что он мог бы сделать, не считая полной безграмотности, чтобы его отчислили.

Затем последовал бы лондонский сезон, как он последовал для Томаса. Джек неплохо бы повеселился, сухо подумал Томас. Он обладал как раз том чувством юмора, которое делало герцогских отпрысков еще более привлекательными для женщин. Армия, разумеется, была бы исключена. Не говоря уже о том, что он не грабил бы кареты на Линкольн-роуд.

Вот что сделал тот шторм.

Что касалось самого Томаса, то он не представлял, где бы оказался: скорее всего на севере, в каком-нибудь доме, приобретенном отцом его матери. Интересно, стал бы его отец заниматься бизнесом, управляя фабриками? Трудно было вообразить занятие, к которому Реджинальд Кавендиш испытывал бы большее отвращение.

Томас закрыл глаза, доверившись на мгновение стихии, покачивавшей судно на волнах.

Даже помолвка с Амелией обернулась отличным выбором. Томас чувствовал себя идиотом из-за того, что ему понадобилось так много времени, чтобы оценить невесту.

Все то, что его кузену не довелось сделать…

Интересно, справился бы он лучше, чем он сам?

Едва ли.

Со своего места он мог видеть корму, где на скамье расположились Грейс и Амелия. Они делили каюту с вдовствующей герцогиней, и поскольку та засела внутри, предпочитали оставаться снаружи. Лорд Кроуленд занял вторую каюту. Предполагалось, что они с Джеком будут спать внизу, вместе с командой.

Амелия, казалось, не замечала, что он наблюдает за ней, — наверное, потому, что солнце било ей в глаза, когда она смотрела в его сторону. Она сняла шляпку и держала ее в руках, длинные ленты трепетали на ветру.

Она улыбалась.

Ему не хватало ее улыбки, вдруг понял он. Он не видел, чтобы она улыбалась на всем пути до Ливерпуля. Конечно, у нее не было особых причин для радости, как и у всех остальных. Даже Джек, который мог так много выиграть, казался все более озабоченным по мере приближения к Ирландии.

Наверное, у него есть собственные демоны, поджидающие его на берегу, предположил Томас. Должна же быть причина, почему он не вернулся домой.

Он повернулся и посмотрел на запад. Ливерпуль давно скрылся за горизонтом, и впереди ничего не было видно, кроме воды, переливавшейся рябью синих, зеленых и серых оттенков.

Столько воды. Это было трудно постигнуть.

Это было самое продолжительное морское путешествие в его жизни. Странно. Он никогда не был на континенте. Война положила конец большим турам по Европе, которые совершали по окончании учебы современники его отца, и ему пришлось завершать образование в своей стране. Служба в армии даже не обсуждалась — наследникам герцогских титулов не разрешалось рисковать своей жизнью на иностранной земле независимо от их храбрости и патриотичности.

Еще один фрагмент его Жизни, который был бы другим, если бы тот корабль не затонул. Он бы сражался с Наполеоном, а Джек остался бы дома.

Его мир измерялся расстоянием от Белгрейва. Он не слишком удалялся от его центра, и внезапно его мир показался ему таким ограниченным.

Когда он снова повернулся к Амелии, она сидела одна, прикрыв глаза ладонью от солнца. Томас огляделся, но Грейс нигде не было. Никого вокруг, кроме Амелии и юноши, который сидел на носу, завязывая узлы на канате.

Он не говорил с ней с того дня в Белгрейве. Впрочем, не совсем так. Он был вполне уверен, что они обменялись несколькими приветствиями и извинениями.

Но он видел ее, наблюдал за ней издали, и с близкого расстояния тоже, когда она не смотрела.

Он никак не ожидал, что ему будет так больно даже смотреть на нее, видеть ее такой несчастной, знать, что он, по крайней мере отчасти, является тому причиной.

Но что еще он мог сделать? Встать и сказать: «Э-э… мне кажется, что я хотел бы жениться на ней теперь, когда мое будущее неопределенно»? О да, это было бы встречено бурными аплодисментами.

Он должен делать то, что считает наилучшим, что считает правильным.