Невеста из коробки

Куликова Галина Михайловна

Мила относилась к своему творчеству весьма цинично и держалась за сотрудничество двумя руками только ради небольшого, но постоянного заработка. Алик Цимжанов был ее другом детства. Мила полагала, что он давно и безнадежно в нее влюблен. Пожалуй, это объясняло тот факт, что за три года сотрудничества ни один из ее опусов не завернули. Кроме того, никто не решался эти опусы править, поэтому в руки домохозяек попадала авторская отсебятина в чистом виде.

– Добрый день! – бодро поздоровалась она с секретаршей главного Любочкой Крупенниковой, распахивая

дверь в приемную.

Любочка была бы очень хорошенькой, не носи она на людях злое лицо с художественно выщипанными бровями. Брови неподвижно стояли над вредными глазами двумя коромыслами. Любочка терпеть не могла Милу Лютикову и всегда старалась ей напакостить, насколько позволяли, разумеется, ее секретарские полномочия.

– Главный у себя? – спросила Мила, замедляя шаг, но не останавливаясь.

– У себя, но безумно занят, – подскочила Крупенникова.

– Говорите так всем, кто появится после меня! – бросила ей Мила. – И с таким же зверским выражением лица.

Она ударила в дверь костяшками пальцев и вошла, не дожидаясь ответа. Алик Цимжанов сидел за столом, сдвинув очки на затылок, и увлеченно грыз попку шариковой ручки, нависнув над бумагами. Ему, как и Миле, недавно исполнилось тридцать восемь, он мог гордиться хорошим ростом, приятным смуглым лицом и густыми черными волосами. Алик всегда старался производить впечатление человека открытого, конструктивного и добродушного. На самом же деле он был скрытен и коварен.

– Милочка! – вскинулся он, когда его подруга и по совместительству авторша вошла в кабинет. – Ты сегодня потрясающе выглядишь!

– Ловлю тебя на лести, – ответила та. – Вчера вечером у моего родственника был день рождения, я напилась пьяная, и сегодня утром сестрица едва отскребла меня от постели.

– Ночевала не дома?

– Не дома, но без удовольствия.

– Кофе хочешь?

– Буду очень тебе признательна. А то моим языком сейчас можно зашкуривать деревяшки.

Алик связался с секретаршей и потребовал у нее кофе.

– Ну, давай свой опус, – сказал он и протянул руку, в которую Мила послушно вложила пластиковую папку.

– Может, сразу посмотришь? – спросила она.

– Нет, потом. Хотел с тобой поговорить... О личном.

Алик заметно смутился, залез двумя руками в волосы и пошевелил там пальцами. Очки шлепнулись на стол.

– Черт! – выругался он и, выйдя из-за стола, предложил: – Сними пальто, здесь жарко.

– Ладно, только под ним у меня вчерашнее вечернее платье. Немного не к месту.

Мила сбросила пальто и платок на руки Алика, и он, окинув ее быстрым взором, неожиданно схватил за запястья.

– Милочка! – сказал он вкрадчиво.

«Или хочет признаться в любви, или отказать от места», – расстроилась она. В этот момент секретарша принесла кофе. Алик отдернул руки и нервно принял у Любочки поднос. Проводив ее неприветливым взором, дождался, пока дверь закроется.

– Милочка! – снова начал он, поддав пыла.

В дверь постучали.

– Какого черта?! – прошипел Алик, но тут

же опомнился и раздраженно крикнул: – Да!

Милины руки, которые он до этого ласково тискал, снова оказались в ее полном распоряжении. Поэтому она ловко сняла с подноса чашечку кофе и уничтожила ее в два глотка. В двери тем временем приоткрылась щелка, и секретарша задушенным голосом сообщила, показав главному хитрое личико:

– Альберт Николаевич, приехали поляки.

– Чудесно! – иронически воскликнул тот и приказал: – Отведите их в кафе на первый этаж и напоите кофе. Я на вас рассчитываю.

Любочка молча захлопнула дверь, едва не прищемив себе нос. В ту же секунду на столе у Алика зазвонил телефон.

– Ну их всех к черту! – рассердился тот и потянул Милу к балконной двери. – Выйдем на воздух, там нам никто не помешает.

Балкон был узким и опоясывал весь этаж особняка. Повсюду возле перил стояли одинаковые одноногие пепельницы. Алик глубоко вздохнул и снова схватил Милу за руки.

– Милочка! – в третий раз начал он заготовленную речь и прижал ее ладошки к своей груди. В сравнении с прохладным сентябрьским воздухом грудь была горяча, что чувствовалось даже сквозь рубашку. – Так больше продолжаться не может!

Одинокий желтый лист пролетел мимо его головы и приземлился на перила. «Пожалуй, от места не откажет», – тут же решила практичная Мила. Она никогда не флиртовала с Аликом и не очень хорошо понимала, чем спровоцировано сегодняшнее объяснение. То, что это будет объяснение, сомнений у нее уже не вызывало. Темные цимжановские глаза пылали, словно уголья.

– Моя жена Софья с ума сходит от ревности! – выпалил Алик, притягивая Милу еще ближе к себе. – Она видит меня насквозь. Так неужели ты до сих пор так ничего и не поняла?

Кто-то черный высунулся на балкон из дальней двери за спиной Цимжанова и тут же исчез. Мила ошалело моргнула. Видение выглядело до того странным, что она даже толком не поняла, что это было. Ей снова пришлось перевести глаза на Алика, который возжелал полностью завладеть ее вниманием.

– Мне очень обидно, Милочка, – жарко прошептал тот, с нежной решительностью приподнимая ее подбородок указательным пальцем, – что я столько лет терплю сцены ревности понапрасну.

«Типично мужская логика, – мрачно подумала Мила. – Жена его ко мне ревнует, и ему надоело зря страдать. Он решил добиться взаимности, чтобы хоть как-то покрыть нервные затраты. Практично, ничего не скажешь».

– Скажи «да», дорогая! – потребовал Алик, который, словно обогреватель, вырабатывал устойчивое тепло. – Скажи, что ты станешь моей!

В тот же миг черный человек появился снова. Судя по всему, он выглядывал из кабинета, находящегося дальше по коридору. Теперь Мила рассмотрела его как следует. На нем была черная водолазка и черная кожаная куртка. Но не это ее так потрясло. На голову неизвестного были натянуты черные колготки. «Ноги», завязанные на макушке бантиком, свисали по обеим сторонам головы, словно заячьи уши.