Невеста-изменница
Шрифт:
Но скандал все же лучше того, что может произойти, если она останется.
Взглянув на Мейсона, Элизабет вдруг утвердилась в подозрении, мучившем ее вот уже несколько месяцев. Если она умрет, то Мейсон и Френсис станут опекунами Джереда и будут управлять огромным достоянием Олдриджа.
При мысли, что ее малолетний сын останется один, беззащитный и еще более замкнутый, у нее засосало под ложечкой. Она была единственной защитницей Джереда от бессердечных людей, которых интересовал не он сам, а его деньги.
Рано или поздно ей придется что-то предпринять.
Головная боль усилилась, и накатил новый приступ головокружения.
— Боюсь, тебе придется меня извинить. Я не слишком хорошо себя чувствую.
Губы Мейсона под усами растянулись в улыбке сочувствия.
— Может, стоит немного поспать?
Она отвернулась и двинулась вверх по ступенькам, но Мейсон с легкостью ее нагнал и, взяв за руку, пошел рядом, собираясь проводить до лестничной площадки.
— Надеюсь, к ужину тебе станет легче, — сказал он, когда они остановились у ее покоев.
— Да, конечно, я уверена в этом.
Хотя на самом деле такой уверенности у нее не было.
Ее вновь охватил страх за сына. Как только ей станет лучше, нужно будет придумать план бегства. Только бы хватило сил осуществить его, решила про себя Элизабет, закрывая дверь своей комнаты.
Глава 2
Джеред сидел в парадной столовой на стуле с высокой спинкой во главе длинного полированного стола из красного дерева с двадцатью шестью стульями вокруг. Справа от него занимала место Элизабет, слева — Мейсон и Френсис.
В огромной газовой хрустальной люстре над столом горели высокие свечи. На столе стояли тарелки с золотой каймой из тончайшего севрского фарфора.
Для такого робкого маленького мальчика, как Джеред, столь пышная обстановка была чересчур официальной. Но Френсис настояла именно на этом, и Элизабет не сочла нужным спорить, поскольку отмечали его седьмой день рождения.
Еда была столь же великолепной, как и обстановка: густой суп, жареная куропатка, фаршированная орехом, омар в сливочном соусе, множество овощей и свежевыпеченный хлеб. На десерт подали разнообразные пирожные, пироги и заварной крем в форме лебедя.
Нужно было сделать в форме лошади, подумала Элизабет, — Джеред с малых лет обожал лошадей.
— Ладно, малыш, настала пора открывать подарки.
Щелкнув пальцами, Мейсон подозвал двух лакеев, стоявших у стены. С подарками в руках они ринулись вперед и поставили их на стол перед ее сыном.
Взглянув на подарки, Джеред перевел сияющий взгляд на Элизабет.
— Какие они красивые, мама!
Упаковка всегда восхищала ее сына не меньше, чем сами подарки. На большой коробке в ярко-красной бархатной бумаге, украшенной птичкой с красными перьями, стояла коробочка поменьше, обернутая в серебряную бумагу, с огромным бантом из голубого атласа. Ее подарок, обернутый в темно-коричневый шелк и перевязанный простой золотой лентой, был самым маленьким.
— Какой мне открыть первым? — спросил Джеред, остановив взгляд на матери.
— Может, этот? — Мейсон подтолкнул к нему упаковку в красном бархате.
Чучело красной птички от движения закачалось. Джеред снял птичку с коробки и погладил рукой перышки.
— Жаль, что она больше не летает.
Он был добрый мальчик и любил всех животных, даже если из них сделали чучела.
— Открой подарок.
Мейсон пододвинул к нему коробку еще ближе, Джеред протянул к ней руку и едва не свалил ее со стола.
— П-прости… прости, дядя Мейсон. — Улыбка сошла с его лица.
— Не стоит извинений, мальчик. Дай я помогу.
Элизабет сжала зубы, когда Мейсон, подтянув к себе коробку, сорвал с нее красную бархатную бумагу и, открыв крышку, вернул Джереду. Элизабет увидела, что коробка доверху набита армией оловянных солдатиков — в красно-белой униформе британской армии и наполеоновских солдат в голубых мундирах. Вещи такого рода нравятся всем маленьким мальчикам, и карие глаза Джереда загорелись от радости.
Элизабет поежилась. На нее нахлынули воспоминания о Рисе и о том, что их разлучила армия. В памяти промелькнула сцена, когда, одетый в алую униформу, он неожиданно появился в Олдридж-Парке, такой ослепительно красивый, что у нее защемило сердце. Узнав о ее предательстве и поспешном бракосочетании с графом, он назвал ее изменницей и шлюхой и ушел, оставив ее дрожащую, с разбитым сердцем.
Встряхнувшись, Элизабет прогнала видение. У нее снова разболелась голова и во рту пересохло. Она видела, как Джеред распаковал вторую коробку, в которой оказался вязаный жакет, купленный Френсис. Вежливо поблагодарив ее, ребенок потянулся за последним подарком.
Посмотрев на мать, он улыбнулся, зная, что это подарок от нее.
— Надеюсь, он тебе понравится, — сказала Элизабет. Она чувствовала страшную усталость, но надеялась, что никто этого не замечает.
Джеред аккуратно развязал золотую ленточку, снял шелковую обертку и, отложив в сторону, приоткрыл крышку коробки. Внутри на ложе из шелковой ткани покоился маленький серебряный единорог высотой в пять дюймов, с массивной шеей и могучими передними ногами.
Джеред осторожно извлек лошадку из коробки и с благоговением стал ее разглядывать.
— Единорог, — произнес он, гладя пальчиками блестящую лошадку, сверкающую в свете люстры, висевшей в центре стола. — Он замечательный, мама!
У Джереда была коллекция из четырех единорогов. Он любил лошадей всех форм и размеров, особенно загадочные существа с волшебным рогом на лбу.
— Я назову его Красавчик.
Мейсон тщательно вытер салфеткой усы и отодвинул от стола стул. На детей ему не хватало терпения, и сейчас его терпение, похоже, истощилось.
— Уже поздно. Твой день рождения прошел, пора спать.