Невеста колдуна
Шрифт:
— С чего это вдруг ты решил, что мне необходимо вечернее платье?
— Рад бы ответить, что эту идею подсказало мне любящее сердце. — Себастьян повернул руль вправо, объезжая угрожающего вида выбоину на дороге. — Но, к сожалению, дело не в нежных чувствах, а в производственной необходимости. На завтрашнем празднике никто не должен выделяться в толпе. И ты в том числе. А твой гардероб хоть и хорош, но слишком прост.
— Создается впечатление, что к Кириллу на день рождения должны прийти коронованные особы, — хмыкнула я.
— Как раз если
— В таком случае тебе придется купить мне платье от «Версаче», если хочешь, чтобы я не выделялась на их фоне, — заметила я.
— А тебе что, нравится «Версаче»? — удивился Себастьян.
— Сложно сказать, — призналась я. — Никогда не было возможности примерить что-нибудь из его коллекций. То, что видела в модных журналах, не впечатляет.
— Тогда не будем впадать в крайности.
— Да, лучше купим маленькое черное платье от «Шанель», — сказала я и томно взмахнула рукой.
Когда боль от удара пальцами по стеклу дверцы почти утихла, я, морщась, добавила:
— Или, на худой конец, от Юдашкина.
— Как прикажете, миледи, — смиренно отозвался Себастьян, с трудом сдерживая смех.
Вскоре мы уже входили в просторное помещение, декорированное чучелами разнообразных рептилий и скучающими длинноногими продавщицами, заметно оживившимися при нашем появлении. Разумеется, оживились только продавщицы, рептилии, к нашему большому счастью, этого делать не стали.
— Слушай, — произнесла я левым углом рта, поеживаясь от холодного кондиционированного воздуха, — почему тут такая пустыня?
— А ты посмотри на ценники — сразу поймешь, — правым углом рта ответил Себастьян.
Спустя десять минут я выглянула из примерочной и конспиративным шепотом оповестила Себастьяна:
— Тут нет ценника!
Себастьян заговорщически подмигнул мне:
— В том-то весь и фокус. Если ты смотришь па ценник, значит, тебе не по средствам одеваться в этом магазине.
Меня слегка качнуло.
В конце концов мы остановили свой выбор на прелестном черном с серебряными бретельками платье от «Черутти». Себастьян, правда, изо всех сил уговаривал меня взять белое платье от «Гуччи» с овальным вырезом, открывающим тело от низа груди до живота и украшенным большой круглой пряжкой, служащей своеобразной рамкой для пупка. Я заявила, что это платье мне не годится по той простой причине, что у него длинные рукава и я в нем просто-напросто запарюсь. Несмотря на обвинения в ханжестве и трусости, я осталась тверда и сумела настоять на своем. Оставив чудо дизайнерского искусства в магазине до завтрашнего дня, чтобы здешняя портниха немного укоротила его подол — длина платья оказалась мне слегка не по росту, — мы вышли обратно в московскую жару, и я слабым голосом сказала:
— Какое счастье, что ты расплачивался кредитной карточкой!
— Какое счастье, — в тон мне ответил Себастьян, — что все эти расходы оплачиваются господином Листовским.
— Ну вот, — разочарованно протянула я. — А я-то думала…
— Но я же тебя с самого начала предупредил, что этот туалет — не роскошь, а своего рода спецодежда. Да и завтра нам предстоит не праздник, а суровые трудовые будни. Издержки нашей профессии, что поделать! Но, по-моему, платье от этого хуже не стало, а уж когда мы подберем к нему туфли и сумочку…
— И еще темные очки, шляпку и зонтик! — алчно сказала я.
Себастьян поднял бровь:
— Насчет темных очков я понял — солнышко светит. Насчет шляпы тоже — оно еще и припекает. Но зонтик — это уж чересчур. Дождя, насколько я помню, назавтра не обещали.
— Синоптикам свойственно ошибаться! И еще мне нужны перчатки.
— Так, отлично. Резиновые перчатки, так и запишем, хотя я не ожидал, что ты в этом платье собираешься мыть посуду, пол и сантехнику. Да, а как насчет норкового манто и бриллиантового колье?
— Спасибо, что напомнил. И лимузин.
— Черный, белый?
— Это неважно. Но обивка салона должна быть лимонно-желтой.
Себастьян покашлял в кулак и с легким поклоном осведомился:
— Что-нибудь еще заказывать будете?
— Нет, пока это все, — небрежно ответила я.
К сожалению, все мои пожелания так и не были учтены. Вернее, не было учтено ни одно из них. Туфли и сумочку, как и обещал Себастьян, мы купили, причем снова после ожесточенных препирательств. Выхоленные анемичные продавщицы со впалыми щеками, зеленоватым искусственным загаром и накладными ногтями наблюдали за нашими словесными баталиями с нескрываемым удовольствием.
— Отстань от меня! — злобно шипела я. — Себе купи такие туфли! Я с этих каблуков упаду, не успев сделать и шага! У меня и так платье длинное! Если тебе нужно, чтобы я весь вечер стояла в углу не шевелясь, так и скажи! Я и без этих туфель могу сделать все, как ты хочешь!
Не помню, что мне отвечал Себастьян, но ругались мы с ним долго и упорно, что не мешало обоим оставаться в превосходном настроении.
— А почему ты не купил ничего себе? — спохватилась я, когда битвы были позади и мы ехали домой, завалив свертками и коробками заднее сиденье «Мерседеса».
— С чего ты взяла? — удивился Себастьян. — Купил, и уже давно. Пока ты была на даче.
— Вот невезуха! — вздохнула я. — Сколько удовольствия могла бы получить! Заставила бы тебя примерить те миленькие зеленые ботинки, например…
— Сомневаюсь, чтобы тебе это удалось. Если только ты сначала отрубила бы мне ноги.
— А что, это мысль! — хищно ответила я.
Не успели мы войти в квартиру Себастьяна и сложить покупки на диван, как балконная дверь распахнулась и в комнате под стеклянным куполом появился Даниель. Вид у него был торжествующий, голубые глаза ослепительно сияли.