Невеста Короля Воронов
Шрифт:
— Зря ты не дал мне уйти, упрямый Бражник, — с упреком произнесла она. На глаза Бьянки навернулись слезы, и даже сладкий поцелуй Бражника не скрасил ее горечи. — Ты вернул мне силы, а кто заберет мерзкие грязные воспоминания? Кто склеит раненное сердце?
— Все поправимо, — ответил Бражник, целуя ее прохладный лоб. — Неужто ты, Белая, не умеющая отступать в битвах, могла подумать, что отступлю я? В сегодняшней битве за тебя я не остановлюсь, пока не выиграю.
Он решительно пронес ее к Вратам, и створки их, чуть поскрипывая, отворились, приветствуя
— Исцелись, — велел Бражник и подставил запрокинутое лицо девушки под ослепительный свет, льющийся из Врат.
Белое сияние заботливо пригладило волосы Бьянки, выплетая косы из белых прядей. Оно, словно ласковая рука, стерла грязь и синяки с ее измученного лица, и страдание исчезло из ее черт. Белым потоком свет лился по телу Бьянки, и ее точеные прекрасные руки снова становились алебастрово-белыми, а тело — живым и теплым.
— Бражник, — прошептала Бьянка, млея от наслаждения, — какое у тебя доброе волшебство! Как мне хорошо, как легко! Ты оживил меня, Бражник! Ты оживил меня…
Когда он вынул девушку из потоков слепящего света, это была прежняя Бьянка — изнеженная придворная красавица. Только, может быть, в ее глазах было чуточку больше нежности и мудрости, чем прежде.
— Ты оживил меня, Бражник, — повторила Бьянка кокетливо своим красивым музыкальным голосом. — Проси любую награду, мой храбрый рыцарь.
Ее тонкий пальчик чуть поглаживал его губы, Бьянка игриво закусывала губки и болтала ногами, и Бражник вдруг смутился и покраснел от ее любопытного взгляда. Он не умел ухаживать за девушками и не понял, понравился ли он Бьянке или нет, и что значат ее смешки, с которыми она разглаживала его волосы и обводила контуры его лица, чуть касаясь нежными пальчиками; может, он был слишком молод, а может, его служба не давала ему такой возможности. Да только в его жизни не было иных поцелуев кроме тех, что он получил от Бьянки. Но тогда он жалел ее и хотел высказать ту нежность, что не мог выразить словами.
Сейчас же девушка не вызывала жалости; напротив — своей лукавой улыбкой она смущала его и будила в Бражнике что-то горячее, дикое, такое, чему он противиться не мог, и что пугало его. Сердце его билось быстрее, и ему очень хотелось сжать Бьянку в своих объятьях, зацеловать, хмелея от запаха ее тела, затискать, добраться до ее голой груди и нацеловать светлые соски…
— Вели своим мотылькам вернуться и спрятать нас от чужих глаз, — шепнула Бьянка, словно угадав его мысли, игриво покусывая Бражника за ухо, — а то мне холодно.
— Я накрою тебя своим плащом, — неуклюже ответил Бражник, и Бьянка рассмеялась — звонко и весело.
— А если я захочу тебя поцеловать, — коварно спросила она, осторожно потершись носиком о его нос, — ты тоже накроешь нас плащом? Но это неудобно; а так я стесняюсь.
Разумеется, Бьянка лукавила; Бражник послушно призвал мотыльков, но они не успели даже скрыть головы Бьянки, когда она потянулась к губам Бражника и сама поцеловала его, осторожно нежно, стараясь не вспугнуть своего рыцаря-мотылька, обвив его шею руками.
— Ты попался в мои сети, Бражник, — прошептала она, влюбленно заглядывая в его растерянные голубые глаза, полные абсолютного обожания. — Белая из Рода Воронов для тебя опаснее, чем Двуглавый. Теперь ты мой, Бражник, мой прекрасный смелый рыцарь, и даже Король не спасет тебя из моих коварных рук.
Глава 27. Король и Коршун
Бражник не лгал, когда говорил, что уже слышит поступь Короля за Вратами. Король был близок к тому, чтобы, выполнив свой долг, вернуться домой, к Анне.
Он соскучился по ней. Облетая позиции своих войск и раздавая королевское благословение, он провел много времени в одиночестве и раздумьях. И в воспоминаниях. В воспоминаниях о едва-едва начавшемся счастье. О том неведомом ему ранее наслаждении, которое он вкусил впервые — о любви.
Анна, крохотная, но такая сильная женщина! Упрямая девочка, которая только учится быть грозной Королевой…
Владу нестерпимо хотелось прижаться к ее юному телу, почувствовать ее тепло, ее доверчивую податливость, отыскать под пахнущим свежестью шуршащим бельем ее тонкую талию и притянуть к себе поближе, прижаться к ее животу и почувствовать нет, угадать ее желание, услышать глубокое частое дыхание…
Все это ожидало его там, за Вратами; наверное, никто в целом мире не знал, где находится вход в них там, за пределами королевского сада. Тщательно скрывая эту тайну, Влад каждый раз возвращался к ним пешком, в образе простого странника, одевшись в неприметные поношенные серые одежды и надвинув на лоб капюшон. Не на быстрых крыльях Короля Ворона, со сверкающей короной на голове, но как простой человек. Мало ли людей странствует по свету?.. Кто станет следить за бедными странниками?
Этот раз не был исключением.
Влад хорошо знал эти места; он уже узнавал знакомый редкий лесок, остатки храма, разрушенного много лет назад, и пьедестал, с которого когда-то варвары низвергли статую богини. Каждый раз, проходя ближе к выщербленному временем и пламенем войны камню, Влад мысленно просил благословения и напряженно прислушивался к лесной тишине. В мерном поскрипывании сосен на ветру и редких трелях птиц ему чудился женский голос, вплетающийся тонкой лентой в симфонию звуков, и Влад с облегчением думал, что благословение она ему дала.
В этот раз во время нехитрого ритуала ему почудилось, что ветер, налетевший с реки, принес ему обрывок песенки, пропетой прекрасным звонким голоском, и Влад насторожился. Эти места были пустынны, необитаемы; кому тут петь? Или это его тоска по Анне играет с ним злую шутку?
Однако Влад мысленно поблагодарил богиню — мало ли, может, она о чем-то предупреждает его? — и осторожно, с оглядкой ступил под сень леса.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как путь ему преградил неизвестный; длинный черный плащ обтягивал широкие плечи незнакомца, тень от широких полей изрядно потрепанной шляпы скрывала его лицо, но Влад безошибочно угадал, кто перед ним.