Невеста Короля Воронов
Шрифт:
Бьянка почти тотчас же отдернула руку, коротко вскрикнув от боли. Остро отточенная сталь ранила ее нежные пальцы, по ним растеклось пятно крови. И именно эта боль пробудила ото сна Барбароха.
— Ну, — прокричал Бражник, внимательно присматриваясь к девушке, отступающей от него прочь, — сумеешь ли устоять? Тверда ли ты в своем решении умереть, или оставить тебе жизнь?
Внезапно оказалось, что Бражник далеко, очень далеко от нее — так далеко, что, возможно, Бьянка успела бы удрать, спрыгнув с дорожки нырнув, как кролик, в чащу, где не протиснется конь слепого стража. Понял это и Барбарох, и рванул было в кусты
— Я устою! — прокричала Бьянка, ухватившись изо всех сил за ветви дерева и чувствуя, как Барбарох в ужасе пытается завладеть ее телом и убежать. — Скорее же, Бражник! Скорее!
— Ты что, дура?! — проорал Барбарох, стараясь разжать руки, но Бьянка впилась в дерево намертво. — Ты с ума сошла?! Он же убьет сейчас тебя! Вспорет своим копьем тебе живот! Спасайся, ненормальная! Беги-и-и!
Но Бьянка не отвечала; упрямо сцепив зубы, она накрепко зажмурилась, чтобы не видеть, как Бражник пришпорил своего коня, как направил на нее свое сверкающее копье.
— Беги-и-и! — выл и бился Барбарох, и от его страха сердце в груди Бьянки едва не остановилось. — Беги-и-и!
Но она и не думала бежать; и Барбарох, позабыв обо всем, о предосторожности, о магии, рванул прочь из ее тела, вопя и голося.
Темным бесплотным духом он оторвался от Бьянки, спешно разрывая все связывающие их нити, растягивающиеся в ночи подобно разноцветной липкой тягучей массе, чтобы ни капля боли не коснулась его. Он отбивался от девушки так яростно, словно Бьянка была нелюбимой женщиной, цепляющейся за его одежду и умоляющей остаться с ней. С каждым мигом грозный Бражник был все ближе, а магические связи рвались, и Барбарох все больше освобождался от союза с упрямой Бьянкой.
— Сдохни, дура! — торжествуя, выкрикнул он, когда последнее звено, связующее их, лопнуло с громким звоном — этот звон не могло заглушить даже грозное бряцание сбруи коня Бражника, даже истошный визг перепуганной Бьянки, почувствовавшей обжигающее дыхание белого коня, и даже тяжкие шаги по дорожке, по гравию, заскрипевшему под толстыми ногами Барбароха, убегающего прочь.
Обрадованный, что спасся от неминуемой смерти, Барбарох сделал порядка десятка шагов, прежде чем до него дошло, что он больше не невидимый дух, который может летать быстро и легко. Его вес и преклонный возраст поубавили его прыти, а когда он обернулся, чтобы увидеть, как погибнет Бьянка, кровь в его жилах превратилась в колючий лед, в толченое стекло, и резанула его изнутри.
Бьянка все еще держалась за дерево — единственное, что не давало ей упасть, — но ее тело уже не дергалось, словно у бесноватой; девушка в бессознательном состоянии медленно опускалась на землю, ноги не держали ее, и она тихо плакала от пережитого страха.
А Бражник — гнусный обманщик! — грозный и яростный, наставив копье, гнался теперь именно за Барбарохом! Белый Доорн нашел способ, как выманить настоящего Двуглавого; своим незрячим взором он рассмотрел истинное зло, и точно рассчитал, куда помчится тот, кого угроза смерти выгонит из тела Бьянки. Белый конь промчался мимо испуганной девушки, даже не задев ее развевающейся гривой, тонкий луч копья пролетел, даже не дрогнув, и Бьянка только и успела увидеть, как впереди над тропинкой взлетел, нанизанный на острие, толстый человек, истошно вопя и дрыгая ногами.
Конь под Бражником храпел и бил копытами, выбивая странное заклятье, ведомое только одному ему; от удара, проколовшего его насквозь, Барбароха подкинуло вверх, но Бражник стряхнул его брезгливо со своего оружия, и Барбарох, хрипя, упал на землю, закрываясь от разящего копья руками.
Боли он не ощутил, страх приглушил все его чувства, и даже когда Бражник нанес еще один точный удар, и Барбарох не смог поднять пронзенную руку, до него не дошло, что происходит, отчего вокруг него так шумно и опасно бьют копыта и отчего рука не слушается его.
При всей серьезности ранения, Барбарох попытался защищаться. Черная кровь лилась из его ран, но он, отплевываясь, все же сумел прочесть заклятье, громом налетевшее на Бражника. Оно должно было разорвать Белого Доорна в клочья, но тот поймал обрушившуюся на его голову грозу на кончик своего блестящего копья и брезгливо стряхнул его на Барбароха, жирное неповоротливое тело которого оплели голубые змеи-молнии. Барбарох взвыл, и следующий удар копья Бражника разбил его вторую руку.
— Ты отправишься в ад, чудовище, — прокричал Бражник, и Барбарох понял, что тот делает.
Трусливое сердце замерло в жирной груди бывшего палача, когда тот огляделся кругом. Конь Бражника копытами выбил круг вокруг распростертого тела, а сам Белый Доорн нанес три раны Барбароху и изготавливался нанести последнюю, смертельную. Он раскрывал врата в Ад и подзывал демонов, чтобы те забрали Барбароха. Так делали со всеми Двуглавыми — возвращали чертям их шпионов, проникших в этот мир.
— Но я не демон, я не демон! — тонко завизжала Барбарох, когда копье Бражника уткнулось ему в лоб. — Я простой человек, такой же, как и все!
Однако кровь его уже пролилась на исчерченную тайными символами землю и вспыхнула ослепительным алым светом, как реки остывающей лавы.
— Это ничего, — ответил Бражник насмешливо. — Зато тебя ждет горячий прием!
И он одним движением вышиб из Барбароха мозги и жизнь.
Когда Бражник отыскал Бьянку, упавшую на садовую дорожку, и поднял ее на руки, она была холодна как лед. Жизнь еле теплилась в ней; по всей видимости, только магическая связь с Барбарохом ее и поддерживала, но теперь, лишившись этой поддержки, девушка умирала, таяла с каждым вздохом.
— Все кончилось, Белая, — прошептал Бражник, кутая измученную Бьянку в свой плащ. — Враг твой побежден, ты свободна!
— Спасибо, Бражник, — прошептала Бьянка так тихо, что ее слова можно было принять за вздох. — Спасибо, что избавил меня от него… спасибо, что я ухожу чистой…
— Ты не уйдешь, Белая, — твердо ответил Бражник. — Не раньше, чем мы с тобою познакомимся как следует и проживем долгую жизнь!
Словно призванные Бражником, на бессильное тело девушки, лежащей в его руках, начали слетаться пестрые ночные мотыльки. Трепеща крылышками, они карабкались по одежде Бьянки, щекотали ее кожу своими мохнатыми брюшками и усиками, покрыв ее живым пестрым покрывалом. Каждый из них будто бы зажимал в своих мохнатых лапках частицу ее болезни и отдавал немного своего тепла, совсем чуть-чуть, но всех их было достаточно, чтобы отогреть замерзшее тело девушки, и когда они вспорхнули, улетев все разом, Бьянка шумно вздохнула, приходя в себя.