Невеста наместника
Шрифт:
— Не закрывайте! — не отрываясь от работы, попросила она.
— Так мы этот дворец никогда не обогреем, — улыбнулся Шедде, но просьбу выполнил. Снаружи сквозь облака начало проглядывать солнце. А солнце — это всегда лучше, чем темная хмарь.
Она отвлеклась от зерен, поправила волосы. Шеддерик заметил:
— У вас сажа на щеке. Вот тут. — Показал на собственную скулу.
Темершана зеркально потерла указанное место, и тут же ответила:
— А у вас — борода. Это необычно. Все ваши бреют бороды.
— Клятвенно обещаю побриться, как только выдастся возможность.
— Не нужно.
— Вы
Но оказалось, что снова ошибся. Темершана выпрямилась на лавке и обстоятельно ответила:
— Дело не в этом. С бородой вы меньше похожи на ифленца. Это немного… я начинаю забывать, кто вы и куда мы идем.
— А я уж думал, что-то поменялось.
— Я понимаю, — вздохнула она, — Вы от меня устали, наверное. Это ничего, я постараюсь молчать, и все будет хорошо.
— Почему вы думаете, что если молчать, то все будет хорошо?
Шеддерик осторожно опустился на дальний от мальканки край лавки.
— Не знаю. Я ведь думала, что у меня есть дом — монастырь Золотой Матери. Пресветлые сестры были почти как семья. Но появились вы, и оказалось, что все неправда. Кроме, пожалуй, самой Ленны, которая никогда… она никогда не предает.
— Я говорил — в городе вас помнят. Там есть люди, для которых ваше возвращение будет праздником.
— Вряд ли. — Улыбка едва заметно коснулась ее губ — кажется впервые за все это время. — Я изменилась… весь мир изменился.
— И, тем не менее, я знаю хотя бы одного человека, которому вы дороги не только как доброе воспоминание. Может быть, припомните — Янур Текар, у него таверна под названием «Каракатица»…
Темершана даже вскочила:
— Шкипер Янур? Он жив? Правда? Как он? Впрочем, вы же, наверное, не знаете…
— На момент моего отъезда он был жив и здоров. Насколько знаю, заведение у него небогатое, но популярное у рыбаков и горожан. Значит, помните…
— У меня была лодка.
Она снова улыбнулась — как будто мыслями вернулась во времена до ифленского нашествия. Улыбка ей шла — как, впрочем, она идет всем без исключения молодым хорошеньким девушкам. Улыбка ее меняла.
— У меня была лодка — небольшое одномачтовое суденышко. Отец подарил ее мне на день рождения. Шкипер Янур — старый друг отца и он, конечно, согласился командовать моей лодкой. Я же его с детства помню. Он приходил на лодку первым. Вставал на носу и слушал, как бьют на причале колокола. Матросы должны были успеть прийти до последнего боя. А я караулила за бочками, чтобы его напугать, когда он, наконец, пойдет по палубе. Отец думал, что я буду просто кататься вдоль берега и любоваться видами из окна каюты. А мне хотелось, чтобы все — по-настоящему. И я донимала Янура, пока он не согласился немного меня поучить…
— …и вы забрались на мачту, — вздохнул Шеддерик. — и потом долго думали, как будете слезать.
— Вы как догадались? Правда. С мачты корабль кажется таким маленьким.
— И ветер. И страшно пальцы разжать…
— Да. И еще внизу смешно причитает тетушка, которую приставили присматривать за мной на лодке. Потому что молодой девушке неприлично путешествовать одной в компании грубых
— И в какой-то момент желание лезть вниз исчезает…
Она бросила на Шеддерика быстрый недоверчивый взгляд. А потом вернулась к своему рукоделию. Хотя даже беглого взгляда на плошку хватило бы, чтоб понять — там не осталось уже ни одного гнилого или плесневелого зернышка.
Так что пояснять пришлось ее спутанной макушке:
— Когда мне было семь лет, я тоже залез на мачту. Прятался от отца. Снимали целый вечер всем экипажем. Даже пришлось на сутки отложить отплытие.
— Вам, наверное, влетело.
— Было дело…
— Шкипер Янур отправил меня мыть посуду. А потом сказал, что в дамских башмачках на мачте делать нечего. И попросил отца, чтобы мне заказали матросский костюм. Это все равно было как игра: никто бы не позволил мне ходить под парусом дальше рыбацкой бухты. А хотелось верить, что все по-настоящему. И мы в хороший день выходили за гряду, в открытый океан… пока однажды не увидели там ифленские паруса. Янур приказал срочно возвращаться. Так что мы были первыми, кто узнал о нашествии…
Она рассказывала как будто даже не Шеддерику, а зернам в плошке. Медленно водила по ним пальцем, рисуя странные узоры, и говорила.
— А потом была осада. Осень выдалась теплой, был неплохой урожай… так говорили взрослые: что урожай хороший, что мы продержимся до прихода помощи из соседних рэтахов. Что эта помощь уже собирается, и ждать не придется долго. Но ифленский флот прошел защитную гряду так, словно им кто-то расчищал путь. Солдаты в черном… мы видели сверху, из крепости, как солдаты вошли в город, как начались бои на улицах. Было очень страшно, потому что ничего нельзя сделать — война в твоей родной бухте и в то же время за огромной каменной стеной. Мало кто ведь успел покинуть Тоненг — все случилось быстро. Но часть горожан укрылась в крепости, а в гарнизоне начали спешно обучать ополченцев. Я тогда представляла, что переоденусь мальчишкой и тоже сбегу в ополченцы. Может, так надо было сделать, но я не решилась.
— Вы бы погибли.
— Может быть, это было бы и лучше, чем то, как вышло на самом деле…
Голос ее звучал уже почти шепотом. Шеддерик решил, что если она продолжит рассказ, то перебивать больше не будет…
— Вы знаете, что было дальше, — вздохнула она.
— Я был далеко на юге. Что император затеял войну на Побережье, услышал лишь через полгода после того, как Тоненг был взят, а весь рэтах Танеррет перешел под власть островов.
— Было много крови. Когда сопротивление сломили, солдаты принялись вымещать злость на мебели и на немногих выживших… мы прятались в одной из комнат в круглой башне. Считалось, что она самая защищенная. Мы тогда уже знали, что отец убит, и знали, что тоже скоро умрем…
— Почему же вы оставались в крепости?
— Отец был уверен, что придет помощь. А она не пришла.
— Но как-то же вы оказались в этой вашей обители всеобщей любви? Что случилось?
— Что могло случиться в только что взятой крепости с женщинами, детьми и калеками, которым больше негде было прятаться? Одних убили… других — лучше бы убили. Мне было четырнадцать. Для ифленских убийц это вполне достаточный возраст, чтобы…
Она вдруг выпрямилась и прямо посмотрела в глаза Шеддерику. Впервые за эти три долгих дня.