Невеста обезьяны
Шрифт:
Развеселились трое, нежатся в теплой водице. Стало чертям тошно от досады.
— Ну, хватит! Вечно, что ли, вы собираетесь в этом котле прохлаждаться? Вылезайте, негодные грешники, не то раскаетесь.
Видят черти: вода остыла, начали дров в огонь подбавлять. Носят дрова охапками. Сожгли все топливо в аду, а котел не закипает.
Побежали черти с докладом к князю Эмма.
— Ну, ладно же, — разгневался владыка преисподней. — Вытащите их из котла и отправьте на Гору мечей.
Погнали черти троих нагишом к высокой горе. А эта гора от подножья до самой вершины острыми мечами утыкана.
— Вот когда мы пропали! Ах, неужели нет средства спастись? — горюют жрец с врачом.
— Есть, как не быть, — отвечает им канатный плясун, — Надейтесь на меня. Я вызволю вас из беды.
Посадил он на правое плечо жреца, а на левое врача и затянул песню:
Ёй-ёй-ёй, янасоса. На правом плече Несу жреца. На левом плече Несу врача. Ёй-ёй-ёй, ясаноса. Скачи, плясун, Ноша хороша.Стал канатный плясун через мечи перескакивать: прыг-скок, прыг-скок! Работенка для него привычная, легкая; быстро добрался до самой вершины. Сидят трое на горе и любуются! Ах, взгляните туда, как красиво! Нет, лучше вон туда поглядите, какой замечательный вид!
Черти даже зубами от злости заскрипели, бегут к князю Эмма жаловаться.
— Ну, погодите, узнают они меня, мерзавцы этакие! Тащите их ко мне, я с ними мигом расправлюсь.
Схватили черти жреца, врача и канатного плясуна, приволокли силком к грозному князю Эмма.
— Ах вы, подлецы, смеяться над нами задумали? Вот я вас сейчас проглочу, — заревел князь Эмма и разинул свою пасть, страшную, словно жерло вулкана.
А врач — прыг в нее, легче лягушки. Не успел князь Эмма сжать свои острые зубы, как врач уже очутился у него в животе.
«Ох, кажется, я его целиком проглотил», — подумал князь Эмма и снова разинул рот, а канатный плясун прыг к нему в глотку. Эмма только впустую зубами лязгнул. «Смотри ты, и этого целиком проглотил!» Но только Эмма раскрыл снова рот, как жрец проскользнул у него между зубов.
Все трое вновь встретились в животе у князя Эмма.
— Вот уж теперь мы совсем пропали! — приуныли жрец с канатным плясуном.
— Вы два раза спасли меня, — говорит врач, — Теперь моя очередь. Не падайте духом, подбодритесь, я вас выручу.
Достал он из коробочки пригоршню порошка и давай сыпать во все стороны. Поднялись у князя Эмма в животе колики, забурлили вихри. Раз — вылетел канатный плясун. Два — вылетел жрец. «Неужели я здесь один останусь!» — испугался врач и высыпал порошок весь до конца. Завопил князь Эмма. Разыгралась у него в животе сильная буря — и вылетел врач, легче пушинки.
— Гоните их в шею вон из ада! — завопил Эмма чертям. — Пусть убираются назад на землю. Ты, канатный плясун, ступай опять кувыркаться на своем канате. Ты, жрец, иди в свой храм бормотать молитвы. А ты, врач, мори других. С меня хватит!
Так они все трое — жрец, врач и канатный плясун — благополучно воротились из преисподней на землю.
УДИВИТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ РОТОЗЕЯ ТОРАЯНА
Жил некогда у нас в городе Осака, в квартале Тэмма один молодой парень по имени Тораян. По приказу своей матушки он готовил домбури [73] из угрей на продажу. Тем и промышлял. Очень боялся сынок своей строгой матушки, но, что поделаешь, был он порядочный ротозей и часто попадал впросак.
Как-то раз купил он большого жирного угря, положил на доску и хотел было ножом отхватить ему голову, да, по обыкновению, зазевался. Соскользнул угорь с доски, вильнул хвостом — и в канаву, оттуда в другую. А канава эта была длинная, вела прямо в поля.
73
73 Домбури — кушанье из жареных угрей с рисом.
— Эй, куда ты, негодяй! Постой, милый, подожди!
Бежал Тораян за угрем, расставив руки, но куда там! Разве поймаешь! Вот прибежал он на поле, где редька росла. Крикнул на него хозяин:
— Эй ты, чего здесь бегаешь по моей земле?
— Чего, чего! Ловлю сбежавшего угря, вот чего! Да уж, видно, не поймаю. Как же я теперь вернусь домой с пустыми руками? Мать забранит. Ах, несчастный я, лучше бы не родиться мне на свет. Домой идти боюсь. Куда я теперь пойду?
— Ну, что разнюнился, — говорит ему крестьянин. — Слезами горю не поможешь. Если боишься домой идти, поступай ко мне в работники, поможешь редьку собирать.
Обрадовался Тораян, взялся за работу. На беду, попалась ему большая редька с таким крепким корнем, ну никак не выдернешь. Понатужился Тораян, уперся ногами, тянет, потом обливается:
— Унтокоса! Раз, два — взяли! Идет, идет, пошла!
Как рванет изо всех сил, выскочила редька из земли, а самого Тораяна подбросило высоко-высоко, под самые небеса. Покрутился он в воздухе, как волчок, и хлоп! Упал посреди двора одного бочара на Улице бочаров.
Онемел бочар от испуга:
— Откуда ты? Вот уж, правда, с неба свалился!
— Вытянул я из земли большую редьку. Как выскочит она, меня к вам и забросило, — со слезами стал рассказывать Тораян, потирая ушибленный зад. — А идти мне теперь некуда. Не приютишь ли ты меня, хозяин?
— Вот оно, выходит, какое дело, — стал размышлять бочар. — Ну что ж, мне как раз нужен работник. Будешь ободья на бочки набивать.
Начал Тораян набивать бамбуковый обод на бочку, но был он ротозей, на руку неприкладистый. Согнул обод в круг, да не удержал.
Пин! — щелкнул обод, и полетел Тораян вверх, словно стрела, спущенная с тетивы. Хлоп! Упал он на землю во дворе одного зонтичных дел мастера на Улице зонтов.