Невеста повелителя степей
Шрифт:
– Ветер забрал её душу и унесёт теперь на ту сторону степи. Не плачь о ней, там для неё уже приготовлен шатёр с холодными яствами и мягкими шкурами.
Слова Зааты ничем не могли успокоить меня. Но разве сегодня это имело значение? Мы обе знали, что смерть Баорги не принесёт мне ничего, кроме горя. И не потому, что она была моей матерью. Нет, она ею не являлась, но вырастила меня, одна знала, не считая Зааату, моё настоящее имя, данное той, что не пережила дыхание степного жара. Теперь я осталась одна против законов моего народа. Но никто и никогда не узнает, что Баорга не позволила степи забрать новорождённое дитя вместе с ушедшей матерью к духам предков. Даже если всё откроется,
Заата берегла секрет вместе с нами, но с сегодняшним закатом это перестанет быть настолько важным. Когда умирает женщина, никому нет дела до тех, кто может страдать.
– Я буду молить Мать степей, чтобы её шатёр был лучшим, – уже не сдерживая слёз, прошептала я.
В сумраке, при свете лишь одной из лун, никто не увидит моей тоски. Да, и попробуй угадать, что скрывает широкий артун. Даже глаз не видно. Иногда и от этого пережитка старины бывает польза.
– Нам пора.
Порыв горячего ветра взметнул последние, ещё не угасшие искры прощального костра. Предки забрали души. И нет нужды более в сожалениях. Они лишь огорчат тех, кто теперь веселится в небесных чертогах.
Я запахнула плотнее артун, съехавший с плеч. Сейчас мы вернёмся в селение, а нарушать традиции нельзя. Если мужчина увидит хоть часть моего одеяния, не избежать беды. Любая женщина – это дух степи в белоснежном артуне. Она должна быть незаметной, скромной. И услужливой.
Единственная, кто никогда не скрывала своё лицо, пугая своим обликом, это Заата. Знающая хасттана Айхонары. Женщина, которая смогла занять столь высокий пост.
– Вот духи и не оставили тебе выбора, – я промолчала, признавая её правоту. – Что ты решила, дочь Великой степи?
– Я принимаю свой долг, Заата. Духи решили все за меня…
На женской половине царила необычная суета. Полуденный жар свидетель, такого я раньше не видела. Одна из служанок, младшая жена ближайшего из воинов хаста, смеясь, пробежала мимо меня. Я отступила, пропуская её, и успела заметить, что к груди она прижимала свёрток тканей. Мать степей, это новое платье? Но почему?
– Эй, – полог ближайшего шатра откинулся, явив личико Михарны.
Она поморщилась, жар уже вступил в свои права, дышать уже почти нечем было. Воздух можно было резать мечом, такая сильная рябь шла от земли, обманывая своими миражами тех, кто ещё верил своим глазам.
– Не расскажешь, что происходит?
Она лукаво улыбнулась и потянула меня за собой. Внутри было прохладно.
– Хасты приезжают, знаешь ведь? Девчонки наряжаются, надеются, что первые воины их заметят, – она мечтательно вздохнула. – Мы же другие, у нас кровь горячее, ласки нежнее, любовь ярче. Сегодня северяне приедут, ветер принёс, что там даже сам хаст не женат! – лукавая улыбка скользнула по полным губам. – Представляешь, стать женой хаста! Как мне все завидовать станут!
– Почему же не нашего? – удивилась я.
Мать степей, неужели они всё с ума посходили?
– Нашего и за мужчину-то не считают, – фыркнула Михарна. – Видано ли дело, воин ни в одном сражении не участвовавший? Его и за хаста не признают, коли души предков чуда нам не явят. Тело-то у него точно белое!
Сказала и зажала рот ладонью. Если кто-нибудь услышит такие её слова, могут и пятью ударами плети наградить. Она дочь воина, но ещё не жена. Отец вряд ли заступится за провинившуюся дочь. Мужчина не должен показывать слабости, выказывая свою привязанность.
– Не говори так, – мне стало обидно за нашего будущего хаста. Пусть, я его и не видела ни разу, но то, что слышала от служек, рисовало его достойным доверия предков.
– Ты права, – кивнула она и откинула плотную ткань, что укрывала женскую половину от дневного зноя. – Ещё услышит кто…
Мы отличались от других степняков. Айхонара – самые жаркие земли степи. Предки посмеялись, оставив своим глупым детям такую жизнь. Но те не растерялись, перестали кочевать, осев на одном месте. Поселение разрослось, превратившись в город, который мог бы посоперничать с теми, что строили северяне. У нас даже были дома из глины и камня, что держали холод. Только жили в них лишь приближённые к хасту, слишком дорогим было это удовольствие. Камни привозили от большого озера на севере, а это неблизкий путь под палящим зноем.
Здесь все жили семьями, но всё же строго соблюдали традиции, завещанные предками. Я вновь надела артун, закрывая лицо. Мужчина может наслаждаться женской красотой, лишь будучи её супругом. Конечно, девушки нарушали законы, открывая лица, чтобы разделить ложе с тем, кто был люб сердцу. Или с тем, кто мог дать достаток и спокойную жизнь. Это было против заветов, но… Редко кто стоял на страже, чтобы вовремя отдёрнуть замечтавшуюся девушку.
Мы с Михарной разошлись в разные стороны. Я сирота, но моя мать была одной из служек жены хаста. Вся моя жизнь прошла среди лабиринтов его дома. Там мне были известны все закутки, комнаты и коридоры, входы и выходы. Многих я знала в лицо. Как и они меня. Конечно же, не мужчины. Пусть я и была свободнее других, но также берегла заветы предков и свою честь. Я знала, как они выглядят, что любят, как ходят, одеваются и говорят, но ничего не знала о сыне хаста. Единственном сыне. Он жил уединённо, в окружении самых близких слуг. Ему никто не помогал, никто его не учил и не говорил с ним. Пока был жив воин Ингайр, никто не смел даже слова сказать против. Но теперь…
Интересно, каким будет этот Риангар?
Я вздохнула. Мой привычный мир менялся. Надеюсь, новый хаст не решит отдать девчонок-служек в гаремы своих гостей.
Вздрогнула от этой мысли.
Спаси, матерь степей, от такой участи! Одна судьба – быть женой. Первой, второй, в худшем случае, третьей. И совсем другая судьба ждёт тех девушек, которым предки не положат стать жёнами. Гаремные служки, вынужденные исполнять все прихоти своего господина. Их можно продать, подарить, убить, выплатив щедрую или не очень виру родственникам, если таковые имеются. Такой жизни могли хотеть только те, чья судьба и так была не из лучших. Но даже сиротам помогали жены воинов. Выбор был всегда. Жаль, что делали его не мы сами.
Дойдя до кованых ворот, нахмурилась. Их закрывали редко, мало кто осмелился бы нарушить границы личных владений хаста.
– Эй! – окликнул меня воин.
Тоже необычно. Задрала рукав, предъявляя широкий узорчатый браслет. Его полагалось носить поверх одежды, но было так жарко, что металл нагревался, обжигая кожу даже сквозь толстую ткань. В глазах воина появилось осуждение, но он отступил в сторону, ударил трижды в ворота. Распахнулась маленькая калитка.
– Проходи.
Юркнула, низко опустив голову, чтобы не видеть мужских взглядов.