Невеста решает бунтовать
Шрифт:
— Волноваться перед свадьбой нормально, — улыбается мама. — Помню, я спряталась в кладовой за стеллажами, и храмовым сёстрам пришлось изрядно попотеть, чтобы меня отыскать.
— Я готова.
Мама смеётся, но кивает и серьёзно говорит, наверное, самое главное напутствие:
— Дочка, будь счастлива.
— Обязательно, мам. Как ты.
Время выходит.
— Коляска подана, — сообщает Моораца, успевшая незаметно войти в комнату.
Переступив с ноги на ногу, я оглядываюсь в поисках поддержки. В голове воцаряется сумбур, а сердце начинает биться
Брат делает шаг ко мне, подхватывает под руку, и я с благодарностью сжимаю его пальцы. Кей ничего не говорит, но уверенно направляет меня к двери, и эта уверенность будто перетекает от него ко мне через наши сцепленные руки. Ко мне возвращается моя улыбка, и я снова способна ощущать то безграничное счастье, которое я испытывала после того, как дала согласие стать женой Ксана.
Мы спускаемся по лестнице.
Почти.
Последний штрих — горничный цепляют к моему наряду кружевной хвост. То есть шлейф. И чтобы я могла пройти и не запачкать его, сегодня рано утром храмовую площадь сто двадцать человек отмывали с ароматной пеной. Безумие…
Если честно, мне кажется, вадорцы радуются моей свадьбе больше меня самой и изо всех сил пытаются показать, что я достойная невеста имперскому принцу.
Кей помогает мне забраться в коляску, мама, отогнав горничных, сама укладывает на сиденье шлейф. И кучер понукает лошадей, коляска почти сразу трогается, до меня долетает его бормотание, что-то про толпу. Папа и Кей поедут рядом со мной — верхом. А вот мама… Обернувшись, я не могу поверить своим глазам. Мама, отказавшись от кареты, тоже садится на лошадь, причём в неудобное дамское седло. Мне и тревожно за маму, хочется отправить её в экипаж, и одновременно я тронута до глубины души.
Родители быстро догоняют мою коляску, держась правой стороны, а Кей едет слева, и постепенно ко мне возвращается чувство защищённости в кругу семьи.
Впереди раздаётся трубный глас фанфар, военный оркестр возглавляет процессию. Очень быстро мы достигаем живого ограждения — гвардейцы оцепили квартал, чтобы толпа не взяла наш дом штурмом, не иначе.
Горожане машут, выкрикивают моё имя. Из напирающей с боковых улочек толпы в меня летят цветы, ленты.
— Княжна!
— Исидара! Наша хранительница!
Я начинаю подозревать, что Манс очень умело запустил выгодные империи слухи и выставил меня чуть ли не спасительницей Вадора.
Не мне возражать.
Коляска продвигается очень медленно, ползком. Наверное, мы могли бы ехать быстрее, но смысл в том, чтобы люди могли увидеть свою княжну. И я улыбаюсь, киваю, машу. Можно сказать, готовлюсь к роли жены принца — улыбаться и махать в будущем мне предстоит очень много.
— Дочка, я горжусь тобой, — папа быстро-быстро касается уголка глаз.
Я улыбаюсь шире.
Но вскоре улыбка превращается в оскал, лицо начинает болеть. Хорошо, что издали люди не видят мою гримасу и верят, что я добрая и приветливая.
Процессия достигает храмовой площади через два или даже три часа. Здесь тоже толпа, но теперь меня приветствуют не простые горожане, а мелкие аристократы. Самые влиятельные, включая бывших князей новоявленных лордов-рыцарей ждут меня в храме.
Вечность спустя коляска останавливается у подножия лестницы.
Я всего лишь встаю, а у зрителей это почему-то вызывает бурный восторг, приветственные крики становятся оглушительными.
Кей помогает мне спуститься на мостовую, а вот наверх ведёт уже папа. Меня приветствуют жрицы. Жрецы поднимают семь больших зеркал в круглых серебряных оправах, и я оказываюсь охвачена сиянием отражённого света. Мне начинает казаться, что я иду не по центральному проходу храмового зала, а по аллее Чертогов Белой богини. Будто капель переливается мелодия, звучат напевные благодарственные молитвы. Я вижу знакомые лица, но лишь отмечаю присутствие лордов и леди, Габриэль с супругом-имперцем, бывшие княжны…
Длинная речь старшего жреца проходит мимо меня — я лишь притворяюсь, что внимательно слушаю, тем более речь я читала накануне. Насколько я знаю, составлять текст помогал Манс, а конечный результат Ксан утверждал лично…
К окончанию речи жрецы убирают зеркала, а жрицы выносят серебряный, накрытый шёлком поднос. В чаше из лунного камня плавает… ледышка размером с грецкий орех. Считается, что таким образом подают застывшую воду из небесного озера Белой богини. Ну… Я принимаю чашу обеими руками. Саму воду, в которой плавает ледышка, пить до дна не обязательно, нужно проглотить лёд, причём ни в коем случае не разгрызая.
Язык ощущает холод и едва уловимую сладость, с которой приходят свежесть и лёгкость. Жрица подмигивает, будто подтверждает догадку — ледышка заключала в себе капли силы Белой богини.
Ритуал приближается к завершению.
Я обхожу алтарь и склоняю голову перед статуей богини. В зале воцаряется тишина. Я обращаюсь с молитвой, и зрители слушают каждое моё слово. Считается, что на коронации будущий правитель говорит с искренностью, идущей из самой глубины души, но правда в том, что текст написал… Манс, я лишь поправила под свой стиль и заучила наизусть, потому что звучащая сейчас молитва — это не столько обращение к богине, сколько обращение к подданным, причём это не столько моё послание, сколько послание Таэля.
Жрицы подступают с боков и возлагают на мои волосы венец Вадора.
— Да здравствует Благословлённая Белой богиней Хранительница благоденствия!
— Да здравствует хранительница!
Приветствие аристократов подхватывают люди на площади.
Я улыбаюсь, но, пожалуй, впервые с момента выхода из дома, не натянуто. Сердце начинает биться чаще. Сейчас появится тот единственный человек, которого я жду.
По проходу в сопровождении жриц я возвращаюсь ко входу в храм. Я на только машу зрителям, желающим увидеть венец Вадора на моей голове. Я встречаю Ксана.