Невеста рока. Книга вторая
Шрифт:
Это чудовищное письмо было подписано СЕН-ШЕВИОТ.
Флер смотрела на него пустым, безразличным взглядом.
Она не могла ожидать от барона лучшего к себе отношения, с горечью подумала Флер. Прожив с ним почти год, понимала, что этот человек способен на любую подлость.
«Отнесись вы ко мне великодушнее в прошлом, я, может быть, и проявил бы по отношению к вам большую снисходительность».
Лишь эти слова из письма барона запомнились ей и теперь стояли перед глазами. Да, наверное, он по-прежнему желал бы ее, если бы она в свое время смирила свое физическое отвращение к нему и исполняла все его прихоти. Но сейчас… она больше не желанна ему, и он с садистским удовольствием радовался ее несчастью. У нее не осталось никакого оружия для борьбы.
Перед ней расстилалась бесконечная полоса одиночества. Если кто-нибудь спросит о ней у Долли или мистера Нонсила, ее опекуна, то получит ответ, что она сумасшедшая. И вправду, если она останется здесь достаточно долго, то может повредиться рассудком.
Отбросив письмо Дензила, Флер упала на неубранную постель и сухими глазами прижалась к смятым подушкам. У нее больше не было сил плакать. Так, без движения, она пролежала долгое время. Позднее в комнату вошла миссис Динглефут. Грозно посмотрев на лежащую Флер, женщина рявкнула:
— По-прежнему ленитесь, пребывая в неге, моя прекрасная дама? А не начать ли вам с уборки вашей кровати, а? Что ж, еще научитесь этому. Ну так вот, берите-ка это и начинайте уборку… — Она швырнула Флер швабру и тряпку для вытирания пыли. — А пока сюда заглянут двое рабочих и измерят ваши окна, чтобы поставить на них решетку.
Флер накинула на себя муслиновый пеньюар, украшенный голубыми ленточками, один из тех, что не успел разорвать Сев-Шевиот.
— А тем временем, — продолжала миссис Динглефут, — с вами будет кое-кто находиться и следить, чтобы вы не наложили на себя руки.
Она внезапно распахнула дверь, и в опочивальню ворвалась Альфа. Флер застыла на месте, впившись испуганным взглядом в злобную морду собаки. Несмотря на то, что она любила животных, ей никак не удавалось подружиться с любимицей барона. Она понимала, что это не вина бедного животного, во всем виноват ее хозяин, который обучил Альфу бросаться на любого по его приказу.
В руке миссис Динглефут держала кусок сырого мяса, которым искушала голодную собаку. Когда она бросила мясо на пол, Альфа, раболепно виляя хвостом, устремилась за пищей. Потом женщина указала собаке на Флер.
— Видишь ее? Вот так-то, Альфа, покажи, что ты умеешь!
Альфа бросилась на леди Сен-Шевиот. Зубы собаки впились в складки пеньюара. Затем, злобно рыча на Флер, Альфа потянулась к ее горлу. Девушка задрожала, но не произнесла ни звука. Миссис Динглефут удовлетворенно рассмеялась.
— Хорошо хорошо, Альфа, а теперь сядь и сторожи ее, — сказала она. — Впредь ты будешь охранять ее, моя милая собачка.
Флер коснулась рукою горла.
— Значит, я останусь во власти этой собаки? — чуть слышным голосом спросила она.
— Альфа не прикоснется к вам, пока вы не приблизитесь к окнам, — ответила миссис Динглефут.
Флер закрыла глаза, задрожав от страха.
Послышались мужские шаги. Миссис Д. приказала Флер выйти в будуар. Спустя несколько секунд через дверь, разделяющую будуар и опочивальню, Флер услышала голоса двух рабочих. На бакингемширском диалекте они обсуждали размеры окон и то, какие железные прутья следует заказать в кузнице Уайтлифа.
Флер снова закрыла глаза. Она попыталась молиться. О, злосчастная судьба… сидеть взаперти за решеткой, когда все относятся к тебе как к несчастной помешанной!
— Певерил! — внезапно произнесла она. О Певерил, если бы ты знал, ты никогда бы не позволил этого! Что же с ним сталось?
Марш действительно не общался почти ни с кем из Кадлингтона. С той злосчастной ночи, когда родился ребенок Флер, он большую часть времени проводил у Растинторпов. И обо всей этой чудовищной истории узнал из уст самой старой маркизы.
Кларисса Растинторп приближалась к своему шестидесятилетию. На ее лице почти не сохранилось следов былой красоты, с помощью которой она пленила своего богатого мужа с высоким титулом. Теперь ее некогда красивые волосы превратились в крашеные рыжеватые космы; она наряжалась все более пестро и носила бесчисленное количество бантов. Кларисса очень растолстела и ходила, переваливаясь с боку на бок, на высоченных каблуках. Однако она весьма дружелюбно и уважительно относилась к Певерилу Маршу.
Маркиз стал полной развалиной и принимал гостей, джентльменов в своих апартаментах. Кларисса же кокетничала с молодым красивым художником. Певерил находил ее безобразной, но трогательной. Она постоянно старалась склонить его покинуть Сен-Шевиота и обосноваться в одной из комнат ее огромного особняка, все время заговаривала с ним, непрерывно угощала конфетами, которых он, кстати, не любил, и пыталась подпоить. Певерилу все это изрядно надоело, однако маркиза прекрасно платала за работу. Он уже не надеялся когда-нибудь обрести независимость, о которой так долго мечтал.
Кларисса также засыпала его бесконечными вопросами относительно леди Сен-Шевиот. Она неустанно выслушивала рассказы Певерила о молодой жене барона. Он красноречиво описывал красоту леди Сен-Шевиот, но весьма осторожно касался ее личной жизни. А Кларисса упрямо старалась побольше разузнать об истинном положении вещей в Кадлингтоне. Она даже пыталась рассказывать шепотом всякие несуразные истории о Елене Роддни и ее таинственной жизни до того, как она стала госпожой маркизой де Шартелье. Однако Марш вежливо, но твердо пресекал такие разговоры.
Вскоре после родов Флер особняк Растинторпов посетил некий мистер Гроувз. Он долго беседовал с маркизой наедине. После его визита маркиза проковыляла в комнату, где Марш наносил последние штрихи на портрет маленькой Виктории Растинторп.
— О Господи, теперь быть беде! — глупо хихикала маркиза.
— Что случилось? С кем беда, миледи? — почти безразлично осведомился Певерил.
— С Сен-Шевиотами, — ответствовала старуха.
Выражение лица Марша мгновенно изменилось.
— Что случилось, миледи?