Невеста рока. Книга вторая
Шрифт:
— Ничего, он сменит тон, как только его светлость поставит его на место. Лучше отведите-ка гостя в башню. Пусть поспит на своей бывшей кровати. Наверху сейчас плесень и крысы. Может быть, сырость и холод остудят пыл нашего юного джентльмена.
Айвор прошептал ей на ухо:
— Полагаю, его светлость не слышал, как мы приехали.
— Да, до поздней ночи он пил и играл в кости со своим приятелем, думаю, сейчас он храпит, — прошептала в ответ миссис Динглефут. — Он вообще сюда не спустился бы, но вчера в замок пожелали приехать родители леди Джорджианы. Им захотелось осмотреть замок. Вот нам и пришлось прихорашиваться, словно павлинам. Но еще до наступления темноты они отправились обратно в Эйлсбери. — Затем она доверительно прибавила: — Не думаю, что новая баронесса будет вмешиваться в мои дела, поскольку она глупенькая простушка, которая то и дело хихикает и по уши влюблена в его светлость. Она будет делать все, чтобы угодить ему. Меня она называет «мое милое доброе создание» и, несомненно, оставит все управление замком на мне. У нее нет той холодной грации и ледяной невинности, что у прежней миледи.
Тут она украдкой злобно взглянула в сторону Певерила.
— Однако эта ледышка оттаяла при виде него, а?
Художник так свирепо посмотрел на миссис Д., что та отошла в сторону, что-то бормоча себе под нос.
Валлиец повернулся к Певерилу и, зевая, проговорил:
— Ладно, пошли… будет лучше, если я запру вас в башне.
— Нет никакой необходимости запирать меня. Я приехал сюда по собственной воле и охотно встречусь с вашим хозяином на его условиях, — холодно возразил Певерил.
— И все же я не рискну вновь упустить вас после столь длительных поисков и беспокойства, которое вы нам причинили, — выпятив верхнюю губу, произнес Айвор.
В этот момент наверху громко хлопнула дверь и послышался звук шагов. Все, кто стоял в вестибюле, обратили взгляд на музыкальную галерею. Сначала появился мерцающий отблеск свечей. Затем показался сам барон. Он был закутан в толстый бархатный халат и высоко держал трехсвечный канделябр. От сквозняка языки пламени колебались, и со свечей капал топленый жир. Дензил Сен-Шевиот медленно спускался вниз.
Сердце Певерила учащенно забилось. Его бледное строгое лицо порозовело. Впервые за последние два года он видел человека, который некогда был мужем Флер. С некоторым удивлением он заметил, что за это время барон сильно постарел. В его черных как смоль волосах, строптиво падающих на лоб, серебрилась седина. Спросонья и небритый, барон выглядел весьма неприглядно. Прищурившись, он обвел присутствующих припухшими после разгула глазами и медленно водрузил канделябр на дубовый стол подле камина. Затем, покрепче затянув пояс халата, повернулся и медленно смерил Певерила с головы до ног своим злобно-презрительным взглядом.
— Ну, ну, — протянул он. — Значит, это и вправду вы. Мой славный Айвор оказался прав, послав мне известие, что наконец-то напал на ваш след. Он сообщил, что обнаружил картину, принадлежащую кисти настоящего мастера. Да, надо отдать вам должное… Ну что ж, добро пожаловать обратно в Кадлингтон, мой юный петушок. Вы достаточно долго отсутствовали, чтобы вновь радостно покукарекать на своем заляпанном птичьим пометом насесте.
Певерил не произнес ни слова. Его светлые глаза бесстрашно смотрели в сверкающие черные глаза Сен-Шевиота. Кислый запах перегара, исходивший изо рта барона, донесся до Певерила. Всем своим сердцем он презирал и ненавидел этого человека.
Сен-Шевиот продолжал:
— Так что же наконец вас выдало — ваша гениальная кисть… или, скажем, ваше тщеславие? Ибо вы все же рискнули выставить вашу работу на публичное обозрение. Или просто нуждались в деньгах?
— Я ни в чем не нуждаюсь, — категорично возразил Певерил.
— А вам самому-то не стыдно? — с издевкой осведомился барон. — Только что вы переступили порог дома, где испустила свой последний вздох ваша сестра. Разве вы не помните, как охотно я оказал вам помощь в трудную для вас минуту, как поддержал вас, дал вам возможность проявить ваш талант на деле и накопить кое-какие средства? Отвечайте же, мой юный художник! Разве вас не мучила совесть от сознания того, как низко вы поступили с человеком, проявившим к вам максимум щедрости и благожелательности, а вы в благодарность, словно тать в ночи, украли у него жену?
Певерил сжал руки в кулаки. На лбу его под пушистыми каштановыми локонами выступил пот, но, когда он отвечал, голос его был тверд и решителен:
— Если нам с вами пришлось заговорить о совести, милорд, то не лучше ли будет вам как следует изучить собственную совесть и задаться вопросом, почему я стал презирать вас. Если я и способствовал бегству из замка той, кто некогда была вашей женой, то вы много лучше меня знаете причину, по которой это было сделано, как и то, что я поступил совершенно справедливо.
Барон усмехнулся и произнес:
— Желторотый птенец. Неужели вы возомнили себя неким борцом за правду и решили, что Всевышний будет на вашей стороне, когда помогали моей законной жене, леди Сен-Шевиот, спуститься из ее комнаты в ваши похотливые объятия?
Кровь прилила к щекам Певерила.
— Между нами не было ничего подобного, и вам это известно лучше, чем кому-либо другому! — воскликнул молодой человек.
— Ничего подобного мне не известно, — возразил Сен-Шевиот, гнусно улыбаясь.
— Тогда я твердо заявляю вам об этом сейчас. Это совершенная правда, и пусть Всевышний, имя которого вы так беспечно и с легкостью упоминаете, поразит меня на этом месте, если я лгу!
— Чушь! — произнес Сен-Шевиот, но все же его злобный взгляд немного сник перед правдивыми сверкающими глазами художника.
— И еще, — продолжал Певерил, — вы прекрасно знаете, что подвергали Флер невыносимым страданиям, а у нее не было ни родных, ни друзей, кто мог бы помочь ей. Я был ее единственным другом и в качестве такового поддержал ее в трудную минуту.
Сен-Шевиот повысил голос, едва сдержавшись, чтобы не ударить Певерила, что было бы совершенно несправедливо, как он и сам понимал:
— Сэр, вы обманным путем похитили мою жену, и за это я собираюсь лишить вас жизни.
— Сэр, — ответил Певерил, — вы держали вашу беззащитную жену взаперти, объявили ее сумасшедшей, препоручив жестокой и бессовестной женщине, не ведающей, что такое жалость. От такой участи я и спас миледи. Я рад и всегда буду рад, что поступил именно так. Поэтому будь что будет!