Невеста рока. Книга вторая
Шрифт:
«Увы, моя бедная малютка, — думала она. — Увы, ибо вся моя страсть сгорела дотла и мне остался лишь пепел отчаяния».
Доминик поднял голову, закрыл томик Китса и взглянул на нее.
Он тоже наслаждался этим солнечным теплым утром. И радовался, что делит его с этой умной, обаятельной молодой женщиной. Ему трудно было поверить, что она чья-то жена и уже мать. Сейчас на ней не было роскошного парчового платья и бесценных бриллиантов. Сегодня Шарлотта выглядела подростком, ее каштановые волосы были просто зачесаны назад и подвязаны бархатной лентой. Да, в простеньком лилейно-белом платьице она напоминала ему ребенка, единственным украшением которого была тоненькая золотая цепочка, обрамляющая точеную лебединую шею.
Она выглядела такой беззащитной, такой печальной; это зрелище было для него мучительно.
Шарлотта взглянула на Доминика. Он увидел в ее глазах невыплаканные слезы. Что-то страшное тяготило ее мысли и душу.
И он невольно приблизился к ней.
— Леди Чейс… Шарлотта… разрешите мне называть вас так, ибо по возрасту я мог бы годиться вам в отцы… — начал он.
Тут она перебила его, все же поборов смущение:
— Едва ли это так, мистер Ануин.
— Тем не менее я намного старше вас. Разве вы не могли бы считать меня вашим старшим братом и называть меня Доминик?
— Мне бы очень хотелось… — прошептала она.
— А я считал бы вас моею любимой младшей сестрой, — продолжал он. — Ибо, похоже, с самого начала мы обнаружили, что у нас очень много общего. А возможно, мы два человека, которые стоят в стороне от остального мира.
Ей очень понравилась мысль о родстве их душ, но она лишь поникла головой. Ее изящные пальцы нервно перебирали складки на платье.
— Я и так знаю, что нахожусь в стороне от остального мира, но многого не смогу объяснить вам, — дрожащим голосом проговорила она.
Его тревога неимоверно возросла.
— Вы нуждаетесь в друге? Мне отвратительна даже такая мысль, но неужели у леди Чейс нет друзей?
Теперь она подняла лицо. Он прочел неприкрытую боль в ее взгляде, и это поразило его до глубины души.
— О Боже, значит, я оказался прав! — воскликнул он. — Вас постоянно мучает какая-то тайна. О, мое бедное дитя, смогу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Да, я познала горе, но никто в мире не сможет помочь мне, — сдавленным голосом проговорила она.
— Вы уверены? Не забывайте, я член Парламента, человек, который имеет дело с людьми как низкого происхождения, так и высокого. И я знаю жизнь не только по замку Клуни или усадьбе Энгсби, я знаю, что такое горе и нужда, нищета и обреченность. Мне часто приходилось спускаться на самое дно, и я способен распознать и понять беду. К тому же, кто страдал больше, чем я сам, — вдруг добавил он тихо. — Если это поможет, доверьтесь мне, и я буду только счастлив. Наверняка смогу найти какой-нибудь выход из положения.
Наступила тишина. Шарлотта боролась с собой. Еще ни разу она не чувствовала большего желания рассказать кому-нибудь обо всем, что произошло между ней и Вивианом, обо всем, что происходит сейчас. Больше всего ей хотелось поведать свою тайну Доминику Ануину, ибо она ни на йоту не сомневалась в преданности этого человека. Но она была верной женой. Вивиан — муж и отец их ребенка. Иногда она даже винила себя в том, что характер Вивиана ухудшился. И, что бы там ни было, она не должна жаловаться постороннему человеку, даже такому, который так сильно располагал к себе. Спустя несколько секунд она прошептала:
— Дорогой мистер Ануин… Доминик… я никогда еще не встречала человека, которому доверилась бы с большей радостью. Благодарю вас за проявленное вами участие, но мои беды — это мои собственные беды. И выставлять их напоказ вряд ли нужно. Что было — то было. Что будет — того не миновать. Я молюсь лишь об одном, чтобы Господь дал мне силу воли и больше мудрости.
Доминик нахмурился. Она была еще так молода и уже так несчастна. Ему вдруг страстно захотелось взять ее на руки, утешить. В этот миг ему даже в голову не приходило относиться к ней как к взрослой женщине, которую можно полюбить. Сейчас перед ним был ребенок. Однако его охватила необъяснимая нежность; такой нежности он не испытывал ни к одному живому существу с тех пор, как умерла Доротея.
— Что ж, — наконец проговорил он. — Могу только надеяться, что вы не забудете о моем существовании, если вам когда-нибудь понадобится помощь.
Ее лицо прояснилось. Она одарила его улыбкой, которую он нашел очаровательной. Теперь он видел перед собой истинную Шарлотту, в прекрасном расположении духа, способную блистать и шутить. Как неестественно выглядела она, когда грустила!
— Благодарю вас! Огромное спасибо вам, мистер Ануин! — с чувством воскликнула она. — Я и вправду никогда не забуду ваших слов!
Вытащив из кармана сюртука кожаный бумажник, он извлек из него визитную карточку и протянул ей.
— Здесь адрес моей палаты в Лондоне. К Энгсби я приезжаю лишь изредка. Большую часть времени я провожу в Парламенте, однако если вам срочно понадобится меня найти, то это можно сделать вот по такому адресу… — Он указал строчку на карточке.
Она прочитала:
ДОМИНИК АНУИН. Ч.П. (член парламента). Олбани [38] , Крыло 1».
38
Фешенебельный многоквартирный жилой дом на Пиккадилли в Лондоне, построенный во второй половине XVIII в. В нем жили Байрон, Т. Маколей, У. Гладстон и др.
Отчего-то этот маленький кусочек картонки стал для нее самой ценной вещицей, неким талисманом, защитой от опасности — и будущего горя. Она зажала его в руке и выглядела сейчас так по-детски, что Доминик, тронутый этим зрелищем, невольно улыбнулся.
— Благодарю вас от всей души, — промолвила она.
— Я снова хочу заверить вас, что в моем лице вы всегда найдете самого внимательного слушателя. Я постараюсь помочь вам в печали и горе, если, не дай Господь, они посетят вас. А еще благодарю за это восхитительное утро. Редко мне приходилось обмениваться столь интересными мыслями и слушать столь прекрасную игру.