Невеста сына
Шрифт:
Вовика он ненавидел и винил во всех своих несчастьях. Падальщик хренов, чертов адвокатишка. Влез в его жизнь и все изгадил.
– Умм, - Иевлев огляделся.
– Понятно.
Что тебе понятно?!
– хотелось заорать и вмазать Вовику по его лощеной физиономии. Достали его игры в дипломатию, Павел спросил в лоб:
– Где Мария?
Три недели жены дома нет. Ёпта! Это было отдельный повод лицо от людей прятать. Как будто мало ему было того, что он работы лишился.
– В отпуске, - продолжая осматриваться, спокойно ответил Иевлев.
И тут входная дверь открылась.
– Вова, ты где?
– а голос настороженный.
Павел до того как-то сдерживался, сейчас окончательно снесло крышу. Как увидел ее, похорошевшую, явно натрахавшуюся, чуть с ума не сошел.
– Вова где?!
– взревел.
– А где твой муж, ссука?! Где шлялась?!
– Рот закрой, - Владимир сразу оказался перед ним и перехватил за руку.
– Пошел отсюда!
– рявкнул он.
– Не с тобой, с женой говорю!
И вдруг увидел в Машкиных глазах жалость. Она спокойно так сказала:
– Я развожусь с тобой, Павел. Ухожу. Прощай.
И вышла, а Иевлев следом.
Он рванулся за ней.
– Постой! Погоди!
– кричал ей вслед.
– Стой, Маша! Вернись!
Но она уже пошла к лифту, а из соседней квартиры на шум выглянули. Павел быстро вошел внутрь и захлопнул дверь. Потом забился в кухню. Дрожащими руками вытащил сигареты, стоял у окна, курил.
Ишь, развод захотела. Черта лысого ей, а не развод.
?Но наверное, тяжелее всех пришлось Коле.
Этот неполный месяц прошел для него в сплошной дикой гонке. Он ощущал себя как... бревно, которое раз за разом прогоняют на пилораме, срезая слои. Или как пилот подбитого самолета, которому надо добраться до цели, невзирая на то, что во все стороны летят «лишние детали». Или как мраморная глыба, от которой резец мастера отсекает все лишнее, создавая прекрасную статую генерального директора, млин.
Не имело значения, что это куски его прошлой жизни.
Где-то там остались предательство женщины, которую он... думал, что любил. предательство отца, осмысление того, что мама, скорее всего выйдет за муж за Иевлева. Он просто принял все, прожил и пошел дальше.
Это - как скорлупа.
Важно только то, что внутри. Что останется в результате: труха или сталь.
Может быть, это было жестоко со стороны Марии Александровны швырнуть своего бестолкового сына вот так, как щенка, плавать в большой бизнес. Но так ведь он сам напросился. И теперь не время было скулить и жалеть себя. Он или выгребется...
«Или» Николай не рассматривал. Но да, тяжело было адски.
Здесь в фирме каждый помнил его мать. Конечно, их сравнивали, конечно, снисходительно улыбались или кривились, когда он что-то прощелкивал. А он прощелкивал, такое бывало и часто, особенно в первое время. Потому что опыта мало, опыта ноль.
Но Коля, сцепив зубы тянул, тянул этот неподъемный воз. И в какой-то момент понял, что подается, а дальше надо тащить и оно пойдет как надо.
Конечно, он бы не справился без Милки. Без мелкой сестренки, которая как атомный котел, способна на себе ледокол тащить. И очень здорово помог Шахов.
Николай брал все от всех, впитывал полезное, учился на ходу, потому что делать все надо было быстро.
Как бы то ни было, а концу этого месяца его за глаза называли - молодой генеральный.
А завтра должно было состояться общее собрание акционеров.
глава 28
С того самого момента, как увиделась с Павлом, Маша не могла отделаться от тягостных мыслей. Встреча оставила неприятный осадок. Она старалась не показать этого, но скрыть что-то Владимира? Практически невозможно.
Было утро.
Сегодня в одиннадцать тридцать внеочередное общее собрание акционеров, она увольняется с должности, которую занимала столько лет, и уходит. Это был отдельный повод для легкой грусти и волнений, но все же...
Мария сидела на широком, основательном пуфике перед зеркалом в номере для новобрачных, смотрела на себя. Владимир тихо подсел сзади и обнял ее. Теперь они отражались в зеркале оба. Помолчал секунду, потом неожиданно спросил:
– Жалко Пашу?
Она повернулась к нему и честно сказала:
– Да.
Ничего ведь не поделаешь, женское сердце жалостливое. А Торопов был ее мужем двадцать пять лет, и она знала его как облупленного. В последний раз Павел выглядел откровенно плохо, озлобленный, осунувшийся, глаза завалились, на щеках и на лбу глубокие складки. Рычал как зверь раненый. Конечно, Маша представляла, какого этого для него, лишиться поста, внезапно из князи да в грязь. Зла она на него не держала, счастливые люди вообще хотят видеть счастливыми всех окружающих.
Неизвестно, что искал в ее лице Иевлев, но наблюдал он очень внимательно. И глаза у него были хитроватые, точно спрашивал неспроста. Наконец она проговорила:
– Можешь что-нибудь сделать?
Он уклончиво шевельнул бровями.
– Я думаю на эту тему.
– Вова, ты...
– Маша кинулась ему на шею.
– Ну-ну, - мужчина расплылся довольной улыбкой сытого волка и стал ее целовать.
(Просто удивительно, какое воздействие оказывают на женщину правильные поцелуи. Сразу отходят на второй план все тревоги и начинают сиять глаза).