Невеста вечности
Шрифт:
Кто же посетил его в тот вечер перед тем, как во всем поселке погас свет? Словно темный занавес опустили над всей историей.
Катя решила – нет, надо продолжать работать дальше и собирать максимум информации о самом Уфимцеве. Может, стоит еще раз съездить к Горлову в санаторий? Может, он что-то еще вспомнит? Или найти еще кого-то. Страшилин ведь обещал какого-то свидетеля.
Без дополнительной информации все в этом таком «тихом» деле зависает.
И она уже в который раз решила терпеливо ждать развития событий. Ждала целый следующий день. Страшилин опять где-то пропадал.
Сказал коротко: «Спускайтесь, я на улице у подъезда. Поедем в ЦКБ, кажется, нам с вами выпал шанс».
Катя подумала – это Центральная Кремлевская больница. В каких же местах им предстоит допрашивать свидетелей по этому делу!
И она не ошиблась. С таким свидетелем и при таких обстоятельствах им еще ни разу в жизни не доводилось разговаривать.
– Константин Янович Поклонский, – сообщил Страшилин в машине. – Ну тот старичок-свидетель, который знал Уфимцева по аппарату ЦК. В больницу он попал, но оказалось, что ничего серьезного пока. Там у него дочь сегодня, я ей звонил. Надо успеть застать ее.
Въехали в ворота больницы по заказанному пропуску. Страшилин сразу направился в сторону одного из корпусов. На проходной снова лежали для них пропуска. И вот на лифте они поднялись на третий этаж в терапевтическое отделение. Коридор, отделанный дубовыми панелями, палаты.
Возле медицинского поста их встретила представительная высокая дама лет пятидесяти в брюках и ярком шерстяном пончо.
– Добрый день, Жанна Константиновна, спасибо, что дождались нас, – поздоровался с ней Страшилин.
– Папа в палате, завтракает, – сказала дама. – Мы с мужем уезжаем отдыхать в круиз, а папу я решила определить сюда на это время. Чувствует он себя неважно. Я не очень поняла, какие у вас, полиции, к нему вопросы могли возникнуть.
– О делах давно минувших дней, об одном сотруднике, которого он знал прежде, ныне покойном.
– Да? – дама в пончо приподняла удивленно брови. – Я только хочу предупредить вас – если он вспомнит.
– А что? У него с памятью плохо?
– Порой она ему изменяет, – ответила дама со вздохом, – такой возраст у папы. Так что удачи вам и терпения. Возможно, вопросы придется задавать по нескольку раз.
С таким вот ободряющим напутствием они, постучав, и вошли в палату Константина Яновича Поклонского.
Палата одноместная, небольшая, уютная, тоже вся отделана дубовыми панелями – старая еще постройка. На кровати, обложенный подушками, сидел крохотный, лысый, высохший, похожий на гнома старичок и ел яйцо в фарфоровой подставке. Находилась в палате и нянечка – она налила в поильник какао и обратилась к Кате:
– Потом дадите ему сами.
Она вышла. Страшилин поздоровался. Представился, представил Катю, подвинул к кровати два стула. Они сели, но старичок никак на них не реагировал.
Он доел яйцо всмятку, вытер губы. Катя протянула ему поильник с какао.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она робко, потому что не знала, как вести себя со стариком, который на фразу «Мы из полиции по делу об убийстве» и ухом не повел.
– Сложно сказать. Необычные ощущения, – ответил Поклонский. – К смерти вот готовлюсь.
– Ну что вы, как можно, – возразила Катя.
– А вы дочка Байкалова Леонида Ильича?
– Нет, мы из полиции, мы к вам…
– Константин Янович, вы Уфимцева Илью Ильича помните? – спросил Страшилин – как всегда, он торопился узнать суть.
– Кого? – спросил Поклонский.
– Уфимцева Илью Ильича, он с вами работал в аппарате ЦК в восьмидесятых годах.
– Кто? – спросил Поклонский.
Страшилин глянул на Катю – впервые она заметила в его взгляде растерянность. Старичок, возможно, страдал слабоумием и…
– Ах, Илюшу, так бы сразу и сказали, – Поклонский отпил какао из поильника, – Уфимцев, оооооооо! Тот еще жук был, я вам скажу. Батюшка!
– Да, у него сын – дипломат…
– Какой еще сын? – Старичок Поклонский воззрился на Страшилина. – Это его так в аппарате ЦК прозвали – Батюшка. И в МИДе, и в суде, и в прокуратуре, во всех учреждениях, что он курировал по линии аппарата ЦК, так и звали его – Батюшка. «Идем к Батюшке на поклон». От него ведь все назначения зависели, он кандидатуры рассматривал и дипломатов, и генералов. Но сразу никаких решений не принимал. – Старичок поднял вверх сухонький указательный палец. – Ни-ни, такой жук осторожный. Семь раз отмерь – один отрежь. Ничего без совета референта своего не делал. Без Матушки.
– Без кого? – спросил Страшилин.
– Без Матушки, – повторил Поклонский. – Словно тень она за Ильей Уфимцевым, советы, обсуждение кандидатур к назначению. Матушкины советы – только их он, Батюшка, и слушался. И все, все это знали в ЦК. И я знал, мне докладывали.
– Что еще за матушка? – повторил свой вопрос Страшилин. – Кто?
– Кто? – переспросил Поклонский. – О чем это я?
– Вы о порядке назначений на должности говорили, о референте Уфимцева, – не выдержала Катя.
– А-а-а, это, выгнал потом, – Поклонский махнул рукой. – Потому что – любовница.
– Матушка была любовницей Уфимцева и его референтом? – спросил Страшилин.
– Любовница! – Поклонский погрозил Кате пальцем. – Взрослые люди, на таких должностях, на таких постах – и нате вам. Илье-то ничего, как с гуся вода – он же вдовый был на тот момент. А любовница замужем. Муж не из ЦК, а то бы вообще такой скандалище… Мне лично документ лег на стол, все подробно описано – весь этот служебный адюльтер. Надо было как-то решать. Батюшку никто трогать не собирался – там такие покровители в Политбюро сидели. А референта выгнали к чертовой матери.
– Матушку выгнали?
– Ну да, – старичок кивнул, – чистка рядов. Уфимцев сам и выгнал, сам и убрал. Потому что огласка, потому что официальный документ, не донос, нет, а предупреждение. За моральным обликом тогда ооооооочень следили, ну просто ооооооочень следили. А тут такой скандал.
– А как фамилия Матушки, как ее звали? – спросил Страшилин.
– Кого? – Поклонский моргнул.
– Любовницы Уфимцева.
– А вы кто? – спросил старичок, он снова повернулся к Кате: – Вы дочка Петра Ивановича?