Невеста войны. Ледовое побоище
Шрифт:
– Конечно, сильно ударили по голове, вот немного отлежусь, и все пройдет.
– Ты сильно-то не шебаршись. Есть хочешь?
– Пока нет, только пить…
– Тут старик оставил питье, думаю, нарочно для тебя…
– Какой старик?
Вот черт, проболталась! Или, может, так лучше? Пришлось сознаваться:
– Тот, что был на болоте у эрзя, помнишь? Если бы не он, я не знаю, как справилась.
– Что он сказал?
– Что ты будешь жить.
Фальшивая бодрость в моем голосе могла обмануть кого угодно, только не Вятича.
– Что
– Какой платой? Ты будешь жить!
– Понятно, я останусь слепым…
– Ты будешь жить!
– Ты за меня так решила?
И тут я разозлилась:
– Я так решила за нас. Нас троих, понимаешь? Тебя, себя и Федьку. И не смей возражать!
Он отвернулся, закусив губу. Я схватилась за спасительную мысль:
– Он ничего не говорил про слепоту, просто сказал, что будет трудно. Вятич, он ничего про слепоту не говорил!
– Я слышу…
– Так, давай переживать будем потом! Если бы ты знал, как мне было плохо от одной мысли, что ты погиб! Если бы ты только знал, каково это – знать, что ты погиб, спасая меня! Вятич, если бы ты не выжил, я бы тоже умерла.
– А Федька?
– Князь воспитал бы.
– Мы победили?
– А то! Ты что, историю забыл, что ли? От удара память отшибло?
– Нет, помню. Настя, я посплю немного, слабость…
– Конечно.
Мне вдруг стало смешно.
– Вятич, ты лежал трупом, а я трясла тебя, как грушу, требуя, чтобы очнулся, потому что нам без тебя не жить, представляешь? Хорошо, что здесь нет дурдомов, отправили бы.
Он только слабо улыбнулся в ответ.
Глядя на снова впавшего в беспамятство мужа, я думала о том, что все самое страшное все равно позади. Страшно было, когда он действительно лежал трупом, а теперь, пусть и слепой, он жив, а остальное приложится.
Конечно, я зря думала, что все наладится так просто. Было тяжело, так тяжело, что и представить себе невозможно, но я ни разу не пожалела о выбранной судьбе. Даже слепой Вятич лучше, чем погибший.
На следующие три года я попросту выпала из жизни Руси, политической жизни, благо ситуация позволяла. Князь Александр успешно гонял по границам литовцев и неугомонившихся рыцарей, но больших сражений или нападений не было. Батый притих в своем Сарае, вернее, пока ставке, Сарай-Бату он построит позже.
Вятич категорически отказался возвращаться в Новгород, не желая, чтобы кто-то знал о его беде.
– Настя, ты езжай к Федьке сама. Живите там, а возле меня просто оставь кого-нибудь в помощь.
– Я тебе надоела?
– Ты с ума сошла?
– Вятич, я не спрашиваю, почему ты не хочешь возвращаться домой, твое право, но почему ты гонишь нас с Федькой?
Его голос стал глух и едва слышен.
– Я не гоню, просто ты молодая красивая женщина, к чему жить рядом с…
– Ну вот, добавь еще «калекой»! Никогда не думала, что ты увлекаешься мелодрамами.
– Я серьезно. Тебе еще многое предстоит…
И тут я начала на него орать:
– Прекрати растекаться
– А если не буду, то вернется?
Язвительностью он просто пытался защититься. Мне до смерти хотелось прижать его голову к груди, гладить волосы, целовать его слепые глаза, но я не могла себе этого позволить. Если сейчас начать жалеть Вятича, то он никогда не найдет себя. Я не задумывалась, что вообще будет дальше, сейчас казалось самым важным вселить надежду в него, а потому фыркнула, как кошка:
– Если не будешь – да!
И сама замерла. Я обещала столь уверенно, что муж затих, явно пытаясь осознать мои слова. Только бы не спросил, кто это обещал, тогда придется врать про старика.
Пришлось.
– Тебе это сказали?
– Да!
Семь бед – один ответ. Лучше соврать, чем каждый день видеть, как он занимается самоедством.
Как же было трудно следующие годы!
Мы все же не сразу вернулись в Новгород, сначала поселились в той самой веси неподалеку от Пскова.
Деревня полунищая, одни деды да бабки с малыми детьми. Кто-то из мужиков погиб, кто-то от безысходности ушел в город на заработки, кто-то был пленен. Женщин тоже много попало в плен и не вернулось… Тоска, кругом тоска.
Помочь некому, Вятича я о помощи просить просто не могла. Не только потому что слепой, он и слаб был очень. Приходилось все самой. Но меня куда меньше беспокоили сбитые в кровь пальцы, нывшая спина, немилосердно болевшие ноги. И даже собственное неумение что-то делать по дому, например, доить корову или печь хлеб. Печь топить я научилась в Рязани, а вот остальное…
В доме у Анеи в Козельске все делали холопы, в Новгороде тем более. Меня очень беспокоило отсутствие рядом Федьки. Маялась, маялась и однажды присела рядом с Вятичем, примостившимся на завалинке. Я выводила его туда погреться на весеннем солнышке.
– Вятич, ты как себя чувствуешь?
– Ничего.
– Я тебя оставлю на несколько дней?
Он явно напрягся, но промолчал.
– За Федькой съезжу. А может, наоборот, мы поедем в Новгород?
– Нет!
– Почему?
– Ты езжай, а мне нужно силы восстановить, иначе так и останусь слепцом пожизненно.
Я даже замерла от таких слов. Интересно, эта уверенность, что слепота не на всю жизнь, результат моих заверений или он про себя что-то знает? Вятич чуть усмехнулся:
– Я знаю, что тебе сказал старик. Настя, ты езжай в Новгород, вам там легче будет. Скоро Анея с Лушей вернутся. А я уж тут как-нибудь… Езжай.
– Где ты, там и я. Уж если из Москвы сюда перебралась, то здесь ты от меня не избавишься.
– Езжай за Федей…
Я обрадовалась:
– Я быстро, только схвачу Федьку и обратно, ладно? Я к тебе кого-нибудь пристрою, чтобы помогли в это время.