Невеста войны. Ледовое побоище
Шрифт:
Думать хану было о чем. Только что принесли тяжелое известие, гонец, как и полагалось, немедленно казнен, но Батый прекрасно понимал, что сохранить в тайне сообщение не сможет, да и делать этого просто нельзя.
Умер Великий хан Угедей, в Каракоруме до курултая и выборов нового хана правит его вдова Туракина-хатун. Это плохо, очень плохо, потому что Туракина – мать Гуюка, женщина очень властная и вполне способна заставить решить вопрос власти в свою пользу. Угедей не зря был выбран Чингисханом среди всех своих потомков для управления империей, при всех недостатках он был выдержан и умен. Сам Угедей, прекрасно зная цену старшему сыну Гуюку, назвал наследником своего внука Ширамуна. Но уже сейчас
Хуже всего, что в Каракорум уехали Гуюк и Бури, Батый сам отправил их к хану, чтобы не мешали. Перед отъездом царевичей они основательно поссорились, Батый даже нажаловался Угедею на его сына, и хан прислал царевичу разгромное письмо.
«Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата… Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл».
Такие слова означали сильный гнев хана, ведь отец ругал собственного сына за неподчинение племяннику.
Конечно, Гуюк прекрасно понимал, что гнев отца вызван жалобой Батыя, и затаил на него ненависть. А что теперь?
Узкие глаза Батыя вдруг сверкнули: а не Туракины ли заслуга в том, что ее муж вдруг умер? Угедей не был настолько болен, чтобы отправиться к Потрясателю вселенной. Но сейчас даже смерть Великого хана волновала Батыя куда меньше, чем то, кто придет к власти. Нельзя было отпускать в Каракорум Гуюка, ох нельзя! Но и держать рядом, когда тот подвергает осмеянию каждый шаг, джихангир тоже не мог. Что, если бы Гуюк узнал о клейме? Тогда позор полный.
Батый всегда умел рассуждать трезво, не злясь и не жалея сам себя. Что сделано, того не вернуть, Угедей умер, сильнейший враг Гуюк в Каракоруме и имеет возможность стать Великим ханом. Пока нет Великого хана, никакие походы невозможны. Это означало, что придется возвращаться обратно.
И вдруг Батыя пронзила еще одна мысль: уж очень своевременно скончался Угедей, как раз тогда, когда до разгрома всей Европы монголам остались считаные месяцы! Великий хан умер в ноябре, всем ясно, что раньше начала весны известия из Каракорума до Европы не дойдут… Не Туракина ли виновата в смерти мужа? Слишком уж ловкие люди, приехавшие в Каракорум от главного шамана Европы, крутились возле хана.
Но, как бы то ни было, Угедей мертв, и надо возвращаться, оставляя нетронутыми города вечерних стран. Если честно, то хана вовсе не вдохновляла возможность эти города взять. Лично Батыю, как и многим другим, вечерние страны совсем не нравились. Никакие красивые женщины не могли искупить отсутствие степи и богатств; то, что сами жители вечерних стран считали богатством, для монголов таковым вовсе не являлось. Он часто вспоминал богатейшие селения Азии и Китая.
В здешние города он просто брезговал въезжать. Приученный с детства, что мочиться в ставке или выбрасывать в ее пределах нечистоты запрещено под страхом смертной казни, отнюдь не брезгливый хан передергивал плечами, когда вспоминал, что в городах люди выливают нечистоты прямо себе под ноги (а то и на головы проходящим), что они не сжигают трупы, а закапывают их в землю, а то и вовсе оставляют, чтобы поклоняться этим останкам. И богатства, по представлению монголов, у вечерних стран особенного не было,
Батый вдруг совершенно некстати вспомнил один из городов, где надеялся захватить мадьярского короля Белу. Разбив его войско подле города, хотя и упустив самого короля, Батый двинул тумены к стенам Пешта. У ворот города они увидели вышедшую навстречу странную процессию. Воины остановились, не зная, чего ожидать от этой толпы священнослужителей.
Во главе шел архиепископ, за ним два епископа и еще несколько священников несли мощи святых, иконы и другие церковные реликвии. Все старались, чтобы пение было стройным и голоса не дрожали.
Батый сделал знак остановиться, подозвал к себе толмача:
– Что это?
Тот быстро объяснил, мол, священники вышли встречать с иконами и мощами.
– С чем? Иконы я уже видел, это лица, нарисованные на досках. А что такое мощи?
По тому, как замялся толмач, стало ясно, что ответ не понравится. Батый нахмурился:
– Отвечай!
– Это… останки их почитаемых мертвецов, хан.
– Что?! Они вынесли нам останки своих мертвецов?!
– Но они им молятся, хан.
Лицо Батыя впервые за долгое время выразило хотя бы часть его чувств, такое бывало крайне редко, ведь сильный человек не должен показывать, что у него на душе или в уме. Но для хана услышанное оказалось столь омерзительным, что его все же передернуло. Движение рукоятью плети было недвусмысленным.
– Уничтожить!
Реликвии и люди, их вынесшие, перестали существовать. Как и жители Пешта…
Разве можно было жалеть таких глупцов?
Но хуже всего было то, что здесь почти не видно просторов, везде взгляд натыкался либо на каменные стены, возведенные людьми, либо на стену леса, либо на стену гор. Душа уже истосковалась по степным просторам, когда можно полдня скакать так, чтобы ветер свистел в ушах и грива коня развевалась, а степь все не кончалась…
Хану был нужен повод, чтобы повернуть морды коней на восток, и он этот повод получил. Смерть Угедея означала, что он может просто плюнуть на оставшиеся непокоренными грязные города вечерних стран.
Но Батыя интересовали уже не оставленные позади дрожавшие от страха жители вечерних стран, а судьба Великой империи и своя собственная в первую очередь. Очень скоро все будет решаться в Каракоруме, и он должен решить, как быть.
Батый умел видеть выгоду и угрозу, он прекрасно понимал, что тоже может побороться за место Великого хана, и столь же хорошо понимал, что не победит. Да, у него есть авторитет среди тех, кто воюет, кто ведет в бой тумены здесь, на западе, но для Каракорума он не столь важен. Улус Джучи поддержит своего главу, только улуса Джучи мало, чтобы его хозяин стал главой всех монголов. Батый может повлиять на выбор хана, но он не может стать самим ханом.
А Гуюк может, потому что его поддержат все, кто стоит за Туракиной и кто получит (и получает, в этом Батый не сомневался) из ее рук должности, богатства, привилегии. Этого будет достаточно, чтобы ненавистного Гуюка выбрали Великим ханом. И все, что может сделать Батый, – оттянуть эти выборы в надежде, что что-то произойдет. Но надеяться не на что, Гуюк сильный и здоровый, а к тому же очень осторожный, и у Батыя своих людей в Каракоруме почти нет.
И все-таки, как бы ни размышлял джихангир Бату, делать он должен одно: прекращать поход и разворачивать войска обратно в Каракорум. Но никто не должен подумать, что монгольские тумены уходят из-за боязни, потому были оставлены заслоны, которым поручено с особой жестокостью расправиться с близлежащими городами и селениями.