Невеста врага
Шрифт:
— Ах, вы ведь прекрасно знаете, что наша с вами свадьба не более чем обман.
— И все же — советую вам хоть на один день забыть о приличиях и насладиться жизнью.
— Вряд ли я смогу это сделать.
Не сводя с нее глаз, Уоррик рассмеялся низким грудным смехом.
— Так вы полагаете, что я привел вас сюда с некой тайной целью?
— Я ничего не полагаю, милорд, просто чувствую исходящую от вас опасность, а потому не считаю разумным полагаться на ваше слово.
Глаза Уоррика снова холодно блеснули.
— Правильно, остерегайтесь меня, Арриан.
Арриан, которой все-таки хотелось быть понятой до конца, дотронулась до его руки.
— Но, Уоррик, не имя и не место, где мы родились, делает нас тем, что мы есть. Доброта к окружающим, гордость и честь — вот что кажется мне самым главным… Впрочем, даже это не имеет значения, если у человека нет любящего сердца. Он взял ее руку и приложил к своей груди.
— Вы чувствуете, как бьется мое сердце? Она затаила дыхание.
— Да.
— Это бьется сердце шотландца, Арриан! Это сердце Драммонда!
С тревогой вглядываясь в его глаза, Арриан высвободила руку.
— Странно, что оно вообще у вас есть.
— Вы считаете меня человеком бессердечным и бесчестным, Арриан?
— Если судить по тому, как вы поступили со мной, ваше собственное определение весьма близко к истине — хотя в каком-то смысле двигавшие вами чувства и можно понять.
Уоррик встал и потянул ее за руки.
— А что, если именно вы поможете мне осознать мои ошибки, Арриан? Вы можете попробовать сделать меня таким, каким хотели бы меня видеть…
— О нет, я не возьму на себя такую ответственность. И потом, вы, кажется, забыли об Йене? Уоррик сильнее сжал ее руки.
— Я ни на минуту не забываю о нем: он всегда незримо стоит между нами. Но я хочу, — он медленно притянул ее к себе, — я хочу, чтобы вы забыли его — и я добьюсь этого, клянусь!
— Нет, ни за…
Жесткие губы накрыли ее рот. Она попыталась вырваться, изо всех сил упираясь руками, но пальцы нечаянно попали под застежку его рубахи и скользнули по волосам на груди. От неожиданности она отпрянула.
Уоррик улыбнулся:
— Я вижу, вам не нравятся мои поцелуи. Интересно, полюбите ли вы их… когда-нибудь? Она, наконец, вырвалась от него.
— Уверяю вас, милорд, что этого не случится. Улыбнувшись еще раз, он подвел ее поближе к огню.
— Ваши руки совсем ледяные. Позвольте, я их согрею. — Он поместил ее пальцы между своими ладонями. — Скажите, я вам очень неприятен?
— Дело не в том, что вы мне неприятны. Но иногда вы мне… не очень приятны.
Он положил ей руку на плечо, и она уже хотела отступить на шаг, когда над самым ее ухом раздался шепот:
— Я только хочу вас согреть.
Она в смятении застыла на месте. Страх ее, неизвестно почему, прошел, и все же она не знала, чего ждать дальше.
Пальцы Уоррика незаметно подобрались к застежке ее плаща. Расстегнув, он бросил его на спинку кресла. Арриан приготовилась к отпору, но он лишь слегка пододвинул ее к себе.
— Я согрею вас так, как никто и никогда вас не согревал, Арриан.
Арриан не очень понимала, почему ей так не хочется отодвигаться от него, от рук, тихонько поглаживающих ее спину. Она долго с тревогой вглядывалась в его лицо, но так и не увидела ни усмешки, ни победного блеска в его глазах. Наконец она прислонилась лбом к его плечу.
— Наверное, многие мужчины говорили вам о том, как вы прекрасны, Арриан.
— Мне не приходилось бывать наедине со многими мужчинами.
— Ах, да, вы ведь жили в деревне.
Мало-помалу подвигаясь наверх, рука Уоррика добралась до выреза ее платья и продолжала ласкать шею до тех пор, пока напряженные мышцы не расслабились под его пальцами.
Пытаясь не думать о завораживающе-медленных движениях этих рук, Арриан подыскивала, что бы сказать, но на ум приходила только мамина улыбка.
— Если бы вы видели, какими глазами мужчины встречают и провожают мою маму! Но когда кто-нибудь, увлекшись, начинает с нею любезничать, это не очень нравится папе… и редко кто из них осмеливается потом снова с нею заговаривать.
— Ваш отец ревнив?
— Да, хоть у него и нет для этого никаких оснований: она любит его одного.
Уоррик подумал, что если жена герцога Равенуортского так же красива, как и дочь, то, пожалуй, его вполне можно понять. Ведь его самого одно только воспоминание об Йене Макайворсе приводит в холодную ярость, и сейчас всплывшее в памяти ненавистное имя укрепило его решимость довести свой план до конца: он отпустит ее к Йену, но не раньше, чем его образ и его ласки навсегда запечатлятся в ее памяти.
— Ах, Арриан, какие муки мне приходится терпеть со дня нашей с вами свадьбы! Ведь по закону вы моя жена, а я не смею даже прикоснуться к вам.
— Вы обещали мне это, — напомнила она, — и я надеюсь, что вы сдержите слово.
— Что же, вы запрещаете мне даже обнимать вас?
Она молчала. Ей хотелось, чтобы он обнимал ее, хотелось чувствовать его губы, но не слишком ли это опасно?
Отведя назад ее шелковистые волосы, Уоррик низко нагнул голову, и его теплое дыхание коснулось ее затылка. Сладкая дрожь пробежала по ее телу.
Он тронул губами мочку ее уха.
— Я так хочу, чтобы у меня осталось хоть что-то на память о вас. — Подняв голову, он заглянул в голубые встревоженные глаза. — Хотя бы один последний поцелуй Арриан?
Позволить ему поцеловать себя или нет? При мысли о том, как его губы сольются сейчас с ее губами, ее бросило в жар. Наконец она решила, что от одного поцелуя вреда не будет, и, закрыв глаза, по-детски подставила губы.
Этот трогательный жест заставил Уоррика улыбнуться. Держа ее за плечи, он медленно наклонился над ней и приник губами к ее губам. Пальцы его скользнули к вороту ее платья и расстегнули верхний крючок. Арриан хотела отшатнуться, но не смогла, потому что в этот момент ее вдруг пронзило сильнейшее блаженство. Она не знала, что поцелуй может дарить столь острое наслаждение и вызывать к жизни столь сильные, хотя и неясные, желания.