Невеста
Шрифт:
Это порог школы. Даже той, где человек никогда раньше не был. Где никогда не учились его дети.
Пусть человек уже стар, все равно он не без робости переступит школьный порог. А переступив, сразу вспомнит то, о чем давным-давно не вспоминал.
Ты забыл, как выглядел коридор твоей школы? Но вот же он, смотри! Вот стена, возле которой ты плакал от первой серьезной обиды, вот твой класс, вот парта, за которой ты сидел, вот девочка… До ее руки ты дотронулся робко и с новым для тебя чувством тревожного
А вот учителя — одних ты любил, других не понимал и боялся. Вот старик сторож…
Антону Григорьевичу Митрохину давно не приходилось бывать в школе. Сам он окончил гимназию еще до революции. Очень много воды утекло с тех пор, как он в последний раз побывал в школе, где учился его сын — теперь уже сорокалетний геолог.
Но, постояв перед синей школьной вывеской, а затем открыв широкую, на тугой пружине, дверь, Митрохин неожиданно для самого себя ощутил смешанное чувство радости и грусти.
Антон Григорьевич вошел в просторный вестибюль и медленно прошелся по безлюдному коридору — в школе, видимо, шли занятия. Седая, сгорбленная женщина в синем халате указала ему, как найти директора.
Директор оказался молодым человеком лет тридцати, не старше. Его русые волосы были гладко зачесаны назад. На нем был серый костюм, кремовая сорочка и аккуратно завязанный галстук.
— Садитесь, пожалуйста, — вежливо сказал директор.
— Я пришел к вам по не вполне обычному делу… — садясь на один из двух стоявших перед столом стульев, сказал Митрохин. — Несколько лет назад в вашей школе учился мальчик по фамилии Харламов. Володя Харламов…
— Харламов? — переспросил директор. — Не помню. Впрочем, я работаю здесь недавно. Когда это было?
— Примерно лет шесть-семь назад.
— С тех пор наш преподавательский состав значительно обновился, — сказал директор.
— Понимаю. Но, может быть, в школе работает кто-нибудь из учителей, которые…
— Простите, а кем приходится вам этот Харламов?
— Никем.
— Я что-то не понимаю, товарищ, — сказал директор. — А вы сами где работаете?
— Я уже свое отработал, — усмехнулся Митрохин, — сейчас на пенсии. Мне довелось быть народным заседателем по делу этого самого Володи Харламова…
— Так-так, — понимающе покачал головой директор, — но вы говорите, что этот… гм… мальчик окончил школу несколько лет назад. Таким образом, мы вряд ли можем отвечать за его теперешнее поведение… — Он слегка развел руками.
— Поймите меня правильно, — сказал Митрохин, — речь идет не об ответственности. Мне просто хочется поговорить об этом юноше с учителем, который знал его с детства.
—
— Ни то, ни другое. Автомобильная катастрофа. По вине Харламова. К тому же отрицательная характеристика с места работы. Словом, мне нужно побольше узнать об этом парне.
— Так-так, — снова покачал головой директор, — попробуем вам помочь. Я думаю, вам следует поговорить с Анной Абрамовной Жихаревой. В этой школе она давно. Еще с довоенных времен. Преподает русский язык и литературу. Сейчас у нее, кажется, «окно». Одну минуту…
Они зашли в пустой, светлый класс — Митрохин и Анна Абрамовна Жихарева. Судя по желтовато-седым волосам и мелким морщинкам, избороздившим все ее бледное, лишённое красок лицо, Анне Абрамовне было уже за шестьдесят. Однако держалась она очень прямо, и голос ее звучал негромко, но ясно и энергично.
Жихарева устроилась за квадратным столиком, напротив большой черной доски. Стульев в классе больше не было, и Митрохин расположился на ближайшей к столику парте.
— Итак, Харламов… — официально начала Жихарева.
— Да-да, Володя Харламов, — торопливо повторил Митрохин. — Высокий, худощавый парень. Сосредоточенное лицо. Черные волосы. Почти сросшиеся брови. — Большим и указательным пальцами он сдвинул брови над переносицей. — Впрочем, может быть, в те годы он выглядел несколько иначе…
— Разумеется, — согласилась Жихарева. — Что же вас интересует? — спросила она все тем же официальным тоном.
— Что вы можете сказать о нем?
— Насколько я помню, он окончил школу в пятьдесят седьмом. Мальчик был способный. Хотя учился неровно и вел себя… скажем, тоже неровно.
— Вам приходилось вызывать его родителей? Извините, кажется, он был сирота.
— Да, — подтвердила Жихарева. — Воспитанник детского дома.
— С ним случались какие-нибудь… эксцессы? — спросил Митрохин.
— Вы имеете в виду хулиганство? Нет, этого не было.
— Ну… а вообще?
— Что значит «вообще»?
Митрохин беспомощно развел руками. Разговора не получалось. Общие и, казалось, неохотные ответы учительницы ставили его в тупик. Однако он сделал еще одну попытку вызвать Жихареву на откровенный разговор.
— Меня интересует, — сказал Митрохин, — совершал ли он тогда поступки, которые… как бы это выразиться… могли бы что-нибудь объяснить сегодня?.. На суде Харламов вел себя странно… Казалось, он чего-то не договаривает.
— Это и заставило вас прийти в школу?
— Не только это… После суда я случайно встретил девушку… знакомую Харламова. Точнее, его невесту…
Жихарева сидела неподвижно, ее глубоко запавшие глаза, не мигая, смотрели на Митрохина.
— И что же?