Невеста
Шрифт:
— Ау-у-у, а-а-аууу, — длинный протяжный вой был страшен и звонок, совсем не похож на хриплый каркающий голос, которым она разговаривала с нами. От этого звука мурашки побежали у меня по спине. Я стиснула руку своего жениха, понимая, что, возможно, это последние минуты перед нашей смертью, и почувствовала, что он тоже дрожит.
Внезапно вой прекратился, женщина снова посмотрела на нас, глаза ее были злы и пронзительны. Она открыла рот с гнилыми зубами, как будто собираясь проглотить нас, с шумом набрала в грудь воздуха…
— Бу! — гаркнула она внезапно с такой силой, что мое сердце на мгновение от испуга замерло. Я закрыла лицо руками, ожидая, что небо
— Ха-ха-ха, кхе, кхе, хе! — снова засмеялась-закашляла Калина, указывая пальцем на место, где стоял Сокол. Я повернулась и увидела, что он лежит в траве без чувств.
От ужаса все внутри у меня похолодело — я решила, что Сокол мертв, настолько бледным и отрешенным было его лицо. Темные волосы разметались по лбу, и на их фоне кожа казалось еще светлее — какой-то фарфорово-белой, а губы в свете луны утратили цвет, отдавая мертвенной синевой.
С возгласом отчаяния я кинулась к нему на грудь, упала, обнимая. В тот момент мне казалось, что ничего страшнее в моей жизни произойти не могло. Сердце заныло, будто готово было остановиться. Перед зажмуренными глазами пронеслись образы того, как нам было хорошо вместе: как я впервые увидела Сокола, как он заговорил со мной, а я зарделась, сделала вид, что не хочу с ним говорить, как он однажды вроде бы случайно взял меня за руку и улыбнулся мне; как мы с подругами гадали на суженых, и в рисунке трав высыпанных из особого вещего мешочка я увидела крылья и сразу поняла, что он — Сокол — мой единственный; как он поцеловал меня в первый раз и как это было чарующе, что я после всю ночь не могла заснуть и ворочалась, не находя себе места, то подушка казалась жесткой, то одеяло жарким; как хорошо было ходить с ним под руку или сидеть обнявшись, просто молчать… Перед мысленным взором пролетел сегодняшний день: праздник Купалий, когда вся деревня еще до рассвета пошла к реке, чтоб окунуться в воду, считавшуюся в этот день особенно благодатной, как старшие люди воздавали подношения богам, чтобы земля родила пышно и скотина плодилась, чтоб зима была короткой да ласковой, а лето на дожди не скупилось, чтоб дети рождались здоровыми. А молодые пели песни обрядовые, хороводы водили, пляски плясали. Да всем селом обед устраивали так что стол от яств ломился. И как это было весело и радостно. Целый день был наполнен счастьем и теплом, ведь рядом был мой Соколик.
И дернул лукавый за язык кого-то предложить играть в Зоряницу! Небось, Лиска как всегда всех парней подначила. А они и девчонок уговорили. Ей-то что, уж давно поговаривают, что они с Цветом любятся, обет прародителей нарушая. И не наказывают их предки за это. А нам с Соколом стоило только чуть-чуть за черту недозволенную переступить, как настигла кара — вот он лежит бездыханный.
Все это — и мысли, и чувства, и яркие образы, и воспоминания — в одно мгновение пронеслось перед глазами, заставляя сердце сжиматься то от бессильной злобы, то от горючей любви, то от страшной тоски, ведь в тот момент мне казалось, что теперь жизнь кончена, и ничего хорошего больше со мной произойти не может, так как мой возлюбленный умер.
А старуха все также стояла неподалеку и время от времени перхала со смеху. Ее издевательские смешки заставили оторваться от тела любимого:
— Что вы с ним сделали? Зачем? — едва смогла выдавить я сквозь ком, разрастающийся в горле — слезы
— Я? — неподдельно увилась старуха, — я ничего с ним не делала. Еще силы на него тратить…
— Он же мертв! — произнесла я, и разрыдалась, закрывая лицо руками.
Я чувствовала, как горячие слезы текут сквозь пальцы по рукам и падают на землю, и задыхалась от невозможности вздохнуть — рыдания душили меня.
— Окстись, дурочка, — прокаркала совершенно холодным и спокойным голосом Калина, — он жив-живехонек, просто чувств от страха лишился. Хорошо, хоть не обделался, смельчак, — зло добавила она и снова засмеялась.
Сквозь рыдания мне сначала показалось, что я неправильно поняла смысл слов старухи. Но как только значение сказанного дошло до моего осознания, я снова кинулась на грудь Сокола и стала слушать сердцебиение. В первое мгновение я ничего не услышала, и чуть не завыла от боли, но тут же почувствовала удар сквозь грудную клетку. Слезы моментально высохли на щеках — сердце моего возлюбленного билось, я это слышала совершенно отчетливо и даже дивилась, как я могла не услышать его ранее.
Я боялась пошевелиться, чтоб не спугнуть это ощущение — всё в порядке. Если Сокол жив, значит, все хорошо. Каждый новый удар его сердца возвращал мне радость и покой.
Не могу сказать, сколько так пролежала, но, когда я наконец смогла наслушаться сладким звуком сердцебиения любимого и обернулась, старухи уже не было — она растворилась где-то в ночной темноте.
— Соколик, — нежно позвала я, как будто стараясь разбудить спящего, — любимый…
Я бережно прикоснулась к его плечу, к волосам. Немного подумав, решила поцеловать возлюбленного, как принц целует спящую принцессу в старинной детской сказке, чтоб она пробудилась, но Сокол не просыпался.
На какое-то мгновение вернулся страх, что старуха меня перехитрила, чтобы вновь поиздеваться, и сердцебиение мне только причудилось, а жених мой мертв, так что я с силой схватила его за грудки и принялась трясти, что есть мочи, выкрикивая его имя, пока не услышала протяжный стон и веки Сокола не затрепетали — он приходил в себя.
— Что произошло, — проговорил он заплетающимися губами, — что эта старая карга со мной сделала?
Я замахала на него руками:
— Тссс, тише, не говори, а не то, не дай боги, она вернется.
— Пусть только сунется, уж я ей покажу, — злобно произнес Сокол, опираясь на мою руку, чтобы подняться.
— Что ты, что ты, не надо!
Меня поведение страшной женщины напугало не на шутку, и хоть Сокол жив, мне почему-то не верилось, что все обошлось. Возможно, она наложила на него какое-то неведомое проклятие или порчу, сглазила на всю жизнь, навела навет смертный — да мало ли что еще жуткое она могла натворить — и это только вопрос времени, когда кара настигнет моего любимого. Потому я пристально всматривалась в его лицо, чтобы сразу заметить следы изменений — если начнут расти ослиные уши, коровий хвост или что похлеще.
— Разве ты не знаешь, что про нее говорят, — шептала я жениху, в прямом смысле слова, волоча его за собой, как конь — плуг, подальше от жуткого места встречи с сумасшедшей бабкой, — поговаривают, что она ведьма, — я сделала страшное лицо для большей наглядности и воровато огляделось — вдруг Калина притаилась где-то в тени и продолжает наблюдать за нами исподтишка.
— Это все — бабьи сказки, — отвечал парень, — сама посуди, уж если б она была ведьмой и умела силы природы заклинать и тайными знаниями владела, жила бы она в таком покосившемся доме с крысами да пауками.