Невеста
Шрифт:
Но рядом с Лоу я чувствую себя по-другому, потому что он другой. Он никогда не относится ко мне, как к той, кто пришла второй, хотя я и знаю, что так оно и есть. Я могу представить, как ревность, зависть начинают терзать меня. Как я жажду того, чего он дать не может. Боль от того, что я всего лишь второстепенная для него, может быстро стать невыносимой. И это не говоря уже о том, что если — когда, чёрт возьми, когда — я найду Серену, мне придётся сделать важный выбор.
— Мизери, — произносит он терпеливо. Всегда терпеливый, но в то же время требовательный. Я понимаю,
Я улыбаюсь. Его тепло смешано с глубокой меланхолией. Это не закончится хорошо, но ведь мало что заканчивается хорошо. Зачем отказывать себе?
— Да? — отвечаю я, беря его за руку. Замечаю его лёгкое удивление, когда мои пальцы скользят мимо костяшек, а затем обхватывают его запястье. Обеими руками беру его ладонь и разворачиваю её. Провожу пальцами по его мясистой ладони, чувствуя под пальцами твёрдость мозолей и бугорки старых шрамов, избороздивших грубую кожу.
Большая, умелая, бесстрашная рука.
Я подношу её к своим губам. Нежно целую. Слегка царапаю зубами, отчего его веки закрываются. Он бормочет несколько тихих слов, но я не могу их разобрать.
— Если я действительно сделаю это, — говорю я ему, уткнувшись в кожу, — лучше избегать шеи.
— Почему?
— Может остаться след. Люди заметят.
Он резко распахивает глаза. — Ты думаешь, мне будет не всё равно?
— Не знаю, — лгу я. Сомнительно, чтобы Лоу заботило, что о нём думают другие.
— Ты можешь делать со мной всё, что захочешь, — произносит он, и кажется, что он подразумевает не только свою кровь.
Мои клыки царапают его запястье. Я дразню себя не меньше, чем его. — Ты уверен? — я колеблюсь, боясь, что это будет не так хорошо, как в первый раз. Вдруг я всё себе напридумывала, и он окажется на вкус, как любой другой пакет крови, который я когда-либо пила: приемлемый, но ничем не примечательный.
— Пожалуйста, — говорит он, тихо, голодно, и я вонзаю зубы ему в вену. Ожидание, пока его кровь попадёт мне на язык, длится достаточно долго, чтобы рухнули тысячи цивилизаций. Затем его вкус заполняет мой рот, и я забываю обо всём, кроме нас.
Моё тело расцветает новой жизнью.
— Блять, — ругается он. Я делаю сильный глоток, обхватив его руку, а он прижимает меня к холодильнику. Его зубы вонзаются мне в шею, достаточно сильно, чтобы оставить след. Он словно впал в транс, движимый инстинктами. — Прости, — хрипит он, а затем снова припадает к моей шее, жадно облизывая пульс. Метит меня. — Из всего хорошего… — он обхватывает мои бёдра, когда я трусь ими о его. — Из всего хорошего, что я когда-либо испытывал в своей гребаной жизни, ты — самое лучшее.
Я делаю последний глоток и запечатываю рану языком. Его глаза дикие, широко раскрытые. Глаза волка. Они смотрят на мои клыки, словно он отчаянно хочет, чтобы они снова вонзились в его тело. — Правда?
Он кивает. — Я собираюсь… — он целует меня, жадно, сразу глубоко, пробуя богатый вкус его крови на моём языке. — Можно мне…? — он подхватывает меня на руки и несёт наверх. Я зарываюсь лицом в его шею, и каждый раз, когда я покусывала его железы, его руки напрягались от удовольствия.
Комната Лоу погружена в темноту, но свет проникает из коридора. Он опускает меня на середину незастеленной кровати, тут же отстраняясь, чтобы снять
— Я так долго их не менял, — говорит Лоу.
Я любуюсь его прекрасным телосложением, рельефными мышцами. Укуси я его куда угодно, везде найдётся источник питания. Можно впиться в его округлый бицепс, впадинку живота или его накаченную спину.
— Что? — я теряю нить разговора, пропускаю слова. — Что ты не менял?
— Простыни.
— Почему?
— Они пахли тобой.
— Когда… А, — мой взлом. — Прости.
— Запах был такой сладкий. Я дрочил на самые грязные фантазии, Мизери, — он нежно переворачивает меня, прижимая животом к матрасу. Мои леггинсы спущены до бёдер, а футболка задралась вверх. — А потом запах исчез, — он забирается на меня, по обе стороны от моих ног. Его руки смыкаются на округлых ягодицах, то поглаживая, то сжимая. Сквозь грубую ткань его джинсов его эрекция трётся о мои бедра. Когда я оборачиваюсь, он с довольным выражением лица обводит пальцами небольшие ямочки на моей пояснице. — Хотя сами фантазии никуда не делись. Он накрывает меня собой, согревая своим жаром, как одеяло. — Я не могу противиться тому, кем я являюсь по отношению к этому, — шепчет он мне на ухо. В его тоне слышится тень извинения.
— И кем ты являешься?
— Оборотнем, — его рука обхватывает мою грудную клетку, но останавливается прямо под грудью. Молчаливое напоминание о том, что мы всегда можем остановиться. — Альфой.
А-а. — Мне бы не хотелось, чтобы ты не был собой.
— Можно мне…? — его зубы осторожно смыкаются вокруг выступа моего плеча. — Я не собираюсь пускать кровь или причинять тебе боль. Но можно мне…?
Я киваю, уткнувшись в матрас. — Это кажется справедливым.
Он благодарно мычит и проводит языком длинную полосу вдоль моего позвоночника, поднимаясь к затылку. Он громко выражает своё удовольствие, хвалит меня, и хотя я не до конца понимаю, это важно для него, что-то значимое, всепоглощающее и, возможно, даже необходимое. Его рука снова прижимает мои запястья к матрацу над головой, словно ему нужно знать, что я никуда не денусь. Я борюсь с его хваткой, просто чтобы проверить.
— Веди себя хорошо, — цокает языком Лоу. — Ты справишься. Так ведь, Мизери?
— Да, — выдыхаю я.
— Прекрасно. Я просто помешан на них, — я чувствую горячее дыхание на коже и понимаю, что он говорит о моих ушах. — Они чувствительные?
— Я так не думаю… — его зубы смыкаются вокруг мочки уха, и по мне словно ток проходит.
— Вижу, что да, — протягивает он. Его член сильнее прижимается к моей заднице, а губы снова и снова возвращаются к моему затылку, словно он не может остановиться, будто это центр притяжения на моём теле. Я вспоминаю самолёт, насколько он был близок к потере контроля, когда впервые прикоснулся ко мне там.
— У оборотней в том месте железа? — спрашиваю я, слова приглушенные простынями. Я не помню, чтобы когда-либо была такой мокрой. Если это самое горячее, что я когда-либо испытаю, то мне бы очень хотелось понять, почему.
— Это сложно, — бормочет он, всасывая метку на выступе у основания моего позвоночника, и я издаю гортанный звук, а он вторит мне. Сзади слышится возня — его ремень расстёгивается, молния на джинсах опускается — и через несколько секунд шороха его член проскальзывает между моими ягодицами. Он влажный и горячий, трётся вверх-вниз, создавая нужное трение.