Невидимая река
Шрифт:
Денвер был уже на ногах. Доллары вовсю выкачивались из нефти, из высоких технологий, торговли, из земельных спекуляций, туризма и всего прочего. Я подмечал легковые автомобили, подсчитывал внедорожники, наклейки на бамперах, на которых изображались Христовы рыбы или было написано: «Бог ненавидит педиков», «Аборт = убийство» и тому подобное. В кондитерской «Эйнштейн бразерс» я накупил разных бубликов и рогаликов. Дошел с этим трофеем до дома, одолел пять лестничных пролетов.
– Алекс, как ты? – спросил Джон.
– Ничего, приятель.
Эрия улыбнулась при виде меня. Теперь она проводила у нас все время.
– Доброе утро, – сказала она.
– Салют.
Джон взял пакет с рогаликами, раскрыл, достал оттуда три штуки и поджарил.
– А где Пат?
– Колдует над своим фейсом.
Перед тем как начать новый день, Пат по меньшей мере час приводил себя в божеский вид. Язвы надо было смазать, бородку побрить с особой осторожностью, кожу протереть спиртом.
– Мне только полрогалика, Джон, – крикнул я и пошел к себе в спальню, чтобы взяться за привычную ложку и поскорее поднять дух.
– Все будет, приятель, – ответил Джон. Он не стал спрашивать, где меня носило всю ночь, и выяснять, в чем дело. Деликатность была одним из главных его достоинств.
Я укололся и упал на кровать.
Когда пришел в себя, увидел склонившуюся надо мной Эрию.
– Ты уснул?
– Ага.
Джон посмотрел на меня и покачал головой.
– Опоздаешь, – сказал он, – и рогалик уже остыл.
– А где Пат?
– Он не очень хорошо себя чувствует.
– Пойду зайду к нему.
Я прошел по коридору в комнату Пата. Я ужеопаздывал, но должен был кое-что у него узнать.
– Тебе принести чего-нибудь? – спросил я.
Он помотал головой.
– Слушай, хочу тут кое-что у тебя спросить, но если тебе сейчас не до этого, я могу подождать.
– Валяй. Мне не так хреново, как кажется.
– Куда течет Черри-Крик?
– Река или торговый центр? – Он потер щеку, щетина сухо зашуршала.
– Река, ясен пень. Куда может течь торговый центр?
– В районе Конфлюэнс-парк впадает в Саут-Платт.
– А дальше?
– Платт, Миссури, Миссисипи, Мексиканский залив.
– Черт, ну да, ясно.
– А зачем тебе?
– Да так, из любопытства.
– Еще чего рассказать, а то, может, глоток джина или мартини?
– Да нет, уже идти пора.
– Если что, там особо не порыбачишь, глубина два фута от силы.
– Спасибо, Пат. Тебе точноничего не принести?
– Не надо.
– Ну ладно, я на работу.
– Давай, – сказал он. – А, чуть не забыл, вчера вечером звонили по твою душу.
– Что?
– Да позвонил какой-то чувак, американец, из полицейского управления Денвера, хотел узнать, не останавливался ли у меня кто-нибудь ночью двадцать второго июня. Может, двое мексиканцев, или австралийцев, или даже ирландцев.
– Вот дерьмище-то, и что ты ответил?
– Я сказал «нет», сказал, что у меня, бывало, останавливались какие-то платные постояльцы, но я не вижу смысла дальше об этом говорить.
– А он что?
– Поблагодарил, сказал, что это просто обычное наведение справок, и повесил трубку.
– Его звали Рэдхорс, так?
– Да, что-то лошадиное.
– Ты молодчина, Пат, ты правильно все ему сказал, он нас разыскивает с тех пор…
Пат поднял руку, желая, чтобы я замолчал. В его глазах была холодная уверенность.
–
– Ладно. И знаешь, наверно, лучше не говорить ничего Джону.
Глаза Пата расширились, но затем он кивнул, и я с ним попрощался. Я совсем забыл про Рэдхорса. Вернее, на время выкинул его из головы. Если бы у меня осталось хоть сколько-то здравого смысла, я бы понял, что теперь уж точно пора валить прочь из этого города. Но я был уже так близко. К тому же крючок сидел во мне достаточно глубоко. Онасидела во мне…
Невероятно, но Чарльз уже был в офисе ОЗПА, взгляд у него был немного мутный, однако он явно успел принять душ, намазать волосы гелем, на нем был свежий льняной костюм, белая рубашка, галстук.
– Александр, – приветствовал меня он, широко улыбаясь, – а любишь ли ты сигары?
– Успешно съездил?
– Типа того. – Он засмеялся. – Вчера вечером я впервые толкал спич на публике.
– Ну и как?
– Отлично. Вот, держи, – сказал он и протянул мне серебряный футляр.
Чарльз рассказал, что в Аспене ему пришлось выступать перед переполненным залом, он завязал множество контактов и вернулся только сегодня утром. Он встречался даже с Ньютом Гингричем и сенатором Доулом. Чарльз сказал, что выступать с речью – почти то же самое, что читать лекции студентам, или делать доклад, или выдавать речовку перед дверьми. Разница лишь в том, что тут приходилось читать с «Телепромптера» [25] , и это было непривычно.
25
«Телепромптер» – фирменное название устройства, позволяющего незаметно для аудитории читать на особом экране заготовленный текст речи.
– Ух ты, круто, ты что, сам писал текст доклада?
– Мы с Робертом. Он хотел поехать со мной, и Амбер тоже. А я отказался: подумал, что мне будет проще одному. Амбер говорит, ты ходил с ней в театр.
Я кивнул. Он улыбнулся в ответ. Вот весь он в этом. Собранный, умеет держаться, как раз те качества, что необходимы человеку, намеревающемуся попасть в конгресс. Прошлые подвиги тщательно скрыты – концов не найдешь. Тот тип мудака, который еще раз пять засветится в списке кандидатов на пост вице-президента. Не знаю, что за девица была эта Мэгги Прествик, но, клянусь, она стоила минимум десяти таких, как Чарльз. А уж Виктория Патавасти – больше сотни.
– Пошли, у нас намечается собрание, все приглашены, включая обслуживающий персонал.
– Прямо демократия, – пробормотал я.
Собрание представляло собой сольный концерт Чарльза. Он говорил о своем докладе и о совещании в целом, о том, что он встретил кучу сенаторов, губернаторов и членов конгресса. Сказал, что в ближайшие месяцы мы должны быть готовы к глобальным переменам в ОЗПА. Для Общества вырисовывалась перспектива попасть под крыло влиятельных консерваторов в качестве противовеса «Гринпису» и клубу «Сьерра», которые принадлежали демократическому лагерю. Это означало большие деньги, больше работы, возможностей для дальнейшего роста. Он не упомянул про шестое августа, но ему явно хотелось сказать об этом, я не сомневался.