Невидимая река
Шрифт:
Мы оба пропахли дымом. Он передает мне бутылку, я хватаю ее левой рукой. Американский виски имеет кисловатый привкус. Делаю большой глоток, и от мнимого жара мои уши согреваются. Возвращаю бутылку, и Джон допивает оставшееся. На мгновение мне кажется, что он готов бросить бутылку вниз и посмотреть, как она разобьется, но вместо того он осторожно ставит ее на железную перекладину лестницы.
– Мы можем получить за нее десять центов, – говорю я.
Он оборачивается, смотрит на меня, качает головой, его
– Я пьян и замерз, – сообщаю я.
– Если ты замерз, то вряд ли пьян, дитё ты малое, алкоголь притупляет чувствительность, – подытожил он тоном дутого авторитета.
Бред, подумал я. Но спорить не хотелось. В конце концов, он уже умер.
– Пошли внутрь, – сказал он, – этот навес – слабое спасение. Дым вредит легким. Помоги-ка мне открыть эту штуку.
Он отдает мне свою сигарету, наваливается на фрамугу, силится ее открыть. С первого раза не выходит, и он вышибает окно. Груда горящих головешек валится на нас с верхнего этажа – обвалилась деревянная рама, в которую был вделан кондиционер.
– Эй, смотри, что делаешь! – говорю я.
– Расслабься. – Он нагибается и протискивается позади меня, влезает в окно через предохранительную решетку.
– Ну конечно, меня нельзя было подождать, – саркастически замечаю я и оглядываюсь по сторонам с горьким чувством вины по отношению к этому городу, небу апельсинового цвета, старым постройкам, призрачным и ненужным. И единственное, о чем я могу думать, – это серые волны, отделяющие нас от нашего дома. Ров между мной и окружающей темнотой.
– Eagla, mathair, eagla,– шепчу я в загазованное небо.
– Ты что-то сказал? – бормочет Джон, находясь уже внутри.
– Нет.
– Ну давай, залезай сюда, и закроем это окно, вот что. Хватит трепаться, шевелись, – сказал он подозрительно.
Я занес ногу на металлический желоб. Он острый и доходит мне почти до пояса, так что мне не удается опереться на него. Все кончается тем, что я вваливаюсь внутрь и с грохотом приземляюсь на пол.
– Не надо критики, – успеваю сказать я перед тем, как он назовет меня идиотом.
– Тебя волнуют мои упреки? – говорит он с хитрой улыбкой на бледном лице. – Уже поздно, время спать.
– А я уже лег, – говорю я.
Он удивленно смотрит на меня:
– Вот как! И что же ты делаешь?
– Прихожу в себя после всего – сначала жуткий ливень, я весь вымок, потом Пат вынимал дробину из моего колена, и в довершение я навсегда завязал с героином.
– Врешь!
– Джон, мне ничего другого не остается. У них будет мероприятие по сбору средств, бал. По девятому каналу показывали. Я собираюсь. И на этот раз я не облажаюсь. Я убью его. Так что с героином все. Пат мне помогает.
Джон скептически
– Ты никого не убьешь, – произносит он, – и не уверяй, что убил того хрена на кладбище, в газетах об этом не было ни слова, должно быть, они увезли его с собой.
– Я всадил в него пол-обоймы, – возразил я.
– И сколько пуль попало? – ехидно улыбнулся Джон.
Умирающий человек, который все это время находился в углу, поднял глаза на меня. Плоская кепка набекрень, дробовик при нем, его тело по-прежнему мокрое, но теперь уже от крови, а не от дождя.
– Мне хватило, – произносит он.
Джон щелкает пальцами перед моим лицом:
– Плюнь на него. Продолжай.
– Пат заботится о моем здоровье, – говорю я.
– Ну конечно! Он сам-то доходяга, – замечает Джон.
– Он отличный парень… Прости, я больше не могу с тобой говорить. Мне надо повидаться с мамой, раскрыть мрачную тайну, корень всех бед.
– Хорошо, только не повторяй больше этих слов.
– Каких слов?
– Я – последняя инкарнация Вишну, мститель, несущий бурю и повелевающий смертью.
– Хорошо, не буду, – отвечаю я, потом выдерживаю паузу и объявляю: – Я – последняя инкарна…
Тут он гасит свет. Мама уже шесть недель как в земле, а я на собеседовании в Шотландском полицейском участке. Они рассматривают мое прошение о вступлении в полицию. Моего отца, прогрессивного «левака», это раздосадовало, в чем была особая прелесть.
– Алекс, нам всегда хотелось иметь в своих рядах кого-то с правовым опытом, твои экзаменационные оценки выше всех похвал, есть ли у тебя что-то такое, о чем бы ты хотел нам поведать?
О чем бы я хотел поведать?
Мои веки подрагивают…
Спальня ходит ходуном.
Пат сует мне ведро, и меня выворачивает.
– Ни мак, ни корень мандрагоры никогда больше не принесут тебе вчерашнего сладкого сна, – бормочу я.
– Что?
– Ни мак, ни мандрагора – что бы это ни было – не вернут вчерашнего сна. Теперь мне ясно. Героин только забирает, но никогда не отдает. В этом и только в этом причина всех ошибок, которые я наделал с тех пор, как оказался в Америке.
– Ты говоришь, во всем виноват героин?
– Да.
– Но до этого ты говорил, что он спас тебе жизнь?
– Спас.
– Как это?
– А вот так. Я работал полицейским почти шесть лет. Из них три – детективом. Попал прямиком в отдел убийств. Это практически немыслимо, капитан Дуглас из группы Сэмсона не даст соврать. Меня выпасали, и я это понимал. Меня использовали, но я хотел этого, хотел идти вверх – любым путем. Внутри КОПУ были группировки, которым хотелось кое-что изменить в сложившейся ситуации. Отлично, я могу вам посодействовать. Мои таланты, мои навыки. Мое технэ.