Невидимое Солнце
Шрифт:
— Скажи им, пусть вскипятят воду, — обратился я к майору.
Он перевел. Инопланетянин с надменным видом подошел к столу и ткнул кнопку электрического чайника. Какие продвинутые черти!
— Мне нужен нож. И, желательно, обезболивающее. Больно будет чертовски.
Теперь разговор продлился гораздо дольше. Скаг упорно не хотел давать нож. Чайник успел вскипеть, прежде чем конвоир сдался и, вынув из ножен огромный тесак, вручил его мне. Этот инструмент мало подходил для хирургических операций, скорее для того, чтобы рубить им головы. Скорее всего, для этого он и использовался. Но остроте клинка мог позавидовать иной скальпель. За неимением
Еще больших трудов стоило убедить скагаран заткнуть пациенту рот и крепко держать его. Рогатые отказывались наотрез. Я уж думал, что вся операция на этом и закончится, но офицер проявил чудеса изворотливости и дипломатии, поминая Тилиса, Единого В Трех Ликах, почти через слово.
Когда разум возобладал, и больной был надежно зафиксирован, я, закусив губу, осторожно вырезал зубы гадюки. Вместе с мясом. Не ожидал, что они могут врасти так глубоко! Черти настороженно наблюдали за ходом операции, а я прекрасно понимал, что если в их крошечном мозгу появится мысль, что я задумал навредить пациенту — в голову сразу плюхнет свинцовая плюшка. Один клык. И второй. Опасения были напрасны, парень не то что не пикнул — даже не вздрогнул. Или был настолько пьян, или был уже настолько близок к смерти, что ничего не чувствовал. Случай был очень запущенным.
— Я удивлюсь, если удастся сохранить ногу, — заметил майор.
— Да я вообще удивлюсь, если он кони не двинет, — покачал я головой.
Закончив, я продезинфицировал рану виски и забинтовал. Остался последний штрих. Я достал из аптечки две ампулы с антидотом, зубами вскрыл упаковку одноразового шприца и вкачал в него содержимое обеих склянок.
— Двойная доза? — зашипел Семенов. — Ты с ума сошел? Он точно ласты склеит!
— Поверь, хуже ему точно не будет, — ответил я.
Возразить майору было нечего. Выпустив из шприца воздух, я воткнул иглу в ногу пациента и осторожно закачал лекарство. Все, без остатка. Теперь жизнь преемника Великого Хана зависит от Тилиса, Единого В Трех Ликах.
— Грачев, — дернул меня за рукав разведчик. — А кипяток-то тебе зачем?
— Кофе хочу. Горячего, — я достал из рюкзака банку. — Холодрыга адская. Будешь?
Глава 5
Долг крови
Вернувшись в камеру, я сразу споткнулся обо что-то, чего здесь раньше не было. Сзади на меня налетел Семенов. С матом мы оба рухнули на пол. Это нечто было мягким, тряпичным и мокрым. Поднявшись на ноги, я включил фонарик. Лампочка высветила в темноте лица штурмовика и лейтенанта. Полковника я нигде не видел.
— Жить будет? — спросил Виталик.
— Кто?
— Чертенок этот, кто еще?
— Черт его знает, — пожал я плечами. — А Грачев где?
— А ты как думаешь?
Я посветил на пол. Да, тут и лежал предатель. Со свернутой шеей и вывалившимся набок языком. И абсолютно мертвый. Признаться, я б и сам с удовольствием приложил ему пару раз, но опоздал.
— Ну зачем вы так с ним? — обиделся майор.
— Зачем завалили? — нахмурился штурмовик.
— Зачем без нас? — пояснил разведчик. — Я бы присоединился.
—
— Пашган, ты без обид? — поинтересовался Лопатин. — Я его так, только пнул пару раз…
— Нормально, Виталь, — отмахнулся я. — Похоже, он не один предатель…
— Ты про того типа в балахоне? — уточнил майор. — Нет, мой туповатый, но запасливый друг, сдается мне, что это не предатель…
— Но я уверен на все сто, что это — человек! — возразил я.
— Человека — да, тут я тоже не сомневаюсь. Но предатель — вряд ли. Ты заметил, что он все время что-то нашептывал Кинишу? И даже указывал ему! Вряд ли предатель имел бы такую власть над скагом, который вот-вот станет Верховным Ханом. Скорее, это советник. Военный советник.
— Наш? — удивился лейтенант.
— Наш! — усмехнулся Семенов. — Не наш, а их.
— Американцев, — пояснил я. — Наших заклятых партнеров.
— Exactly, — поддержал разведчик. — То есть совершенно верно. И мы стоим накануне грандиозного шухера. Виталик, ты б хоть анекдот какой рассказал, для поднятия настроения…
— Как-то в голову ничего не приходит, — буркнул напарник.
Время тянулось долго. А, может — и нет. В полной темноте сложно судить. Семенов пробыл в плену девять дней, но ему легко было считать — солнце всходило и садилось. Хотя оно и сейчас делает то же самое, но закрыто Аресом — газовым гигантом на внутренней от нас орбите.
Сколько прошло — я не знаю. Но нам принесли поесть. Все тот же здоровый черт. Увидев труп Грачева, он оскалился в садистской ухмылке, взял его за ногу и легко, как пушинку, вытащил из камеры.
— Кормят, — заметил майор. — Это хороший знак. Значит, сегодня нас не кончают.
— Может, они напоследок, перед казнью? — произнес Лопатин с набитым ртом.
— Стали бы они стараться, — возразил штурмовик. — Ты поверь, казни тут такие… долгие… из тебя все наружу десять раз выйдет, пока подохнешь. А то и пятьдесят. Нет, поживем еще!
— Причем хорошо кормят, — добавил разведчик. — Сколько я здесь торчу, это — лучший ужин за все время!
— Почему ужин, а не завтрак? — поинтересовался лейтенант.
— Потому что я хочу спать. А сплю я обычно после ужина, а не завтрака, — пояснил Семенов.
Мы поели. Поспали. Потом нас еще несколько раз кормили. Не лучшие рестораны Грачевска, но вполне сносно. В перерывах между едой мы спали. Мы ели, когда нам приносили поесть. И спали, когда хотелось спать. Вот и все летоисчисление, что у нас было. Конечно, можно было попытаться определить прошедшее время по росту щетины, но это далеко не самый точный хронометр. Я не имею представления, сколько дней прошло. Батарейки в фонарике давно сели. Становилось все холоднее и холоднее, Невидимое Солнце входило в полную силу.
Но в следующий раз, когда дверь открылась, еды не было.
— Шанг, ходить, — приказал скаг.
— Вот, братцы, и все, — понуро произнес Семенов, поднимаясь. — Кажется, сейчас нас выведут в расход.
— Нет весь шанг, — возразил тюремщик. — Одна шанг, шанг-шаман. Другая шанг нет ходить.
Внутри меня все похолодело. Точно — все. Кирдык мне. Похоже, чертенок, несмотря на мои старания, подох. Учитывая степень запущенности, я б удивился, если он выжил! Шанс был настолько микроскопический… но когда смерть неминуема — готов поверить даже в невозможное. Сейчас меня замочат. Причем, делать это будут — как обещано. Долго и мучительно.