Невидимое Солнце
Шрифт:
Пушка подпрыгнула в его руке, озарив цирк вспышкой пламени и прогрохотав раскатом грома. Пуля угодила солдату точно в лоб, сняв половину черепа, но даже мертвый он не ослабевал хватку. Зато полковник, просунув свою руку в замок, смог хоть как-то дышать.
— Помнишь, там, в Грачевске, ты сказал, что тебе стыдно, что ты — тоже Грачев? — с отвращением произнес я. — Теперь мне стыдно, что я — Грачев.
— Моя не убивать твоя, — рассмеялся скаг. — Твоя шанг убивать твоя.
Второй штурмовик кровожадно оскалился, хрустнув костяшками пальцев. Он понимал, что черти нас казнят. Но перед этим верховный черт предоставил
— Нет! — завопил он. — Ты же не собираешься закрыть меня с ними… ты не посмеешь! Да как так… Верховный Хан Киниш, возьми меня на службу! Я хочу служить тебе!
— Твоя? Служить моя? Если твоя так легко продать шанг, как легко твоя продать скаг? Нет. Сегодня я стать Верховный Хан. А завтра вас убивать. Кто еще быть жить.
— Постой! — громко произнес я. — Это твой сын? — я указал на молодого скага. — Я знаю, что с ним. Его укусила каменная гадюка… как это на вашем…
— Шихашижихау, — подсказал майор.
Он произнес это так быстро, и на таком чистом скагаранском, что я усомнился в его земном происхождении. Одно слово — разведчик!
— Я могу его вылечить, — добавил я.
Лицо Киниша дрогнуло. Он заколебался. Впервые за все время представления на его лице появилось какое-то выражение, близкое к человеческому, что-то похожее на душевную боль.
Фигура в балахоне нагнулась к хану и что-то заговорила. Скаг внимательно выслушал, оставаясь неподвижным, а затем ответил:
— Нет. Как моя верить, что твоя не убить моя сын?
Но теперь в его голосе не было прежней решимости! Чаша весов склонилась в нашу сторону, пусть немного, но появился шанс. Крошечный, но шанс!
— Я — Грачев, — заговорил я, вспоминая все, что знал про скагаран. — Мой великий предок и твой великий предок Конош, вместе вели наши народы… племена, к одной цели. Тогда люди и скаги жили в мире. Я клянусь памятью своего великого предка. Ради памяти твоего великого предка. Поверь мне.
— Он тоже быть Грашев, — инопланетянин указал на бьющегося в истерике полковника.
— Вот видишь! — воскликнул Семенов. — На то была воля Тилиса, Единого В Трех Ликах! Один Грачев привел к тебе другого Грачева, чтобы спасти твоего сына!
Майор тоже увидел надежду. Если не спасение — то, как минимум, отсрочку пыток и казни. А там, как говорится, или хан помрет, или многорог сдохнет.
Фигура в балахоне затараторила, наклонившись к самому уху скага, возбужденно размахивая руками. На секунду одеяние соскользнуло, обнажив кисть руки. Неизвестный сразу поправил рукав, но этого было достаточно. Рука — человеческая! Это был человек! Землянин! И этот землянин давал указания инопланетянину, имел над ним какую-то власть!
Киниш слушал советника совершенно безучастно. Его мысли витали где-то далеко. Наконец, черт бросил ему несколько коротких, резких фраз, и оттолкнул человека. Я из сказанного понял лишь «шанг» и «Тилис».
— Нет… род Великих Ханов не должен прерываться… мы живем в наших детях и внуках… Сам Тилис, Единый В Трех Ликах, послал этого человека… — перевел майор.
Поняв, что единственный способ хоть какую-то часть разговора сохранить конфиденциальной, не дать себя переубедить — общаться через Семенова, хан поднялся со своего трона, подошел к нам, и, кивнув на меня, заговорил
— Он спрашивает, действительно ли ты можешь вылечить парня, — донес до меня слова Киниша военный.
— Да, могу.
— У тебя в самом деле есть антидот?
— Представь себе — есть!
— Ладно, подробности потом расскажешь. Этот черт интересуется, понимаешь ли ты, что если ты причинишь вред его сыну — ты умрешь в страшных муках?
— Получается, при любом раскладе я ничего не теряю, — развел я руками.
— Именно! — улыбнулся майор. — Что тебе нужно?
— Острый нож, горячая вода, антисептик, бинты и мой рюкзак.
— Все будет.
Виталика, штурмовика и полковника черти увели первыми. Вернее, двоих увели, а Грачева — утащили. Он так буянил, вымаливая отдельные апартаменты, что пришлось оглушить его прикладом. Нас с разведчиком — чуть погодя, следом за сыном Киниша, которого несли на носилках. Молодой скаг был совсем плох. Позади скрипел армейскими ботинками тот самый здоровый черт с дробовиком, который выводил нас из камеры.
Мы покинули здание цирка. Стало уже очень холодно, изо рта выходил пар. Невидимое Солнце вступало в силу. В городе скагов, освещенном редкими факелами, было, мягко говоря, немноголюдно. Улицы пустовали. Вообще царило ощущение полного запустенья. Штукатурка на фасадах многих зданий осыпалась, вместо некоторых возвышалась лишь груда кирпичей. Стекла в Скагаранском Халифате вообще были редкостью. Асфальт почти полностью отсутствовал, оставались лишь небольшие островки покрытия. Всюду валялся разнообразный хлам и лошадиный помет. Видимо, именно так и будут выглядеть наши города, когда… если их покинут люди.
Звучали выстрелы. Но это не перестрелка. Скорее, скаги просто палили по банкам. Или по чему там у них принято шмалять? А то и просто в воздух. Пулевые отверстия покрывали большинство строений. Местами из стен даже торчала шрапнель, оставшаяся еще с авианалетов и артобстрелов тридцатилетней давности. Да, неплохо побомбили мы Скагаранский Халифат во Вторую Чертову Войну.
К своему удивлению я заметил несколько машин. До сего момента скаг и автомобиль у меня в голове не очень сочетались, рогатых я представлял себе исключительно на лошадях. Ну кроме ханов времен до Ночи Калашматов. К тому же автомобилей не совсем древних, а вполне новых. В основном — пикапы-внедорожники, часть с пулеметами на рамах. Как минимум один — с автоматическим станковым гранатометом, что вообще не вязалось со стереотипами о краснокожих. Да, а мы-то думали, что все, что сложнее стреляющей палки, черти не освоят…
Вскоре мы подошли к дому, у которого тарахтел самый обычный дизельный генератор, а из окна на улицу лился самый обычный электрический свет! Обстановка внутри тоже мало отличалась от привычной. Самый что ни на есть обычный стол, стул, кровать… даже телевизор, который транслировал новостную программу. Получается, сейчас восемь вечера. Или утра. В дни Невидимого Солнца — вообще непонятно, когда день, а когда ночь.
Сына Киниша уложили на кровать. Было заметно, что любое движение доставляет ему боль и скаг, несмотря на молодость, уже ощущал дыхание смерти. Сопровождавший нас здоровый черт бросил на пол мой рюкзак. Нож и запасной пистолет, конечно, изъяли, как и флягу с виски, зато аптечка, теплая куртка и фонарик оставались.