Невидимые города
Шрифт:
Въехав в город, Марко на одной из площадей встречает человека, проживающего ту жизнь — или тот миг,— которые мог бы прожить он сам; на этом месте Марко мог бы оказаться, задержись когда-то он во времени или выбери на перепутье противоположный выбранному путь, который и привел бы его в конце концов на место того человека на той площади. Но теперь он больше не имеет отношения к своему реальному или гипотетическому прошлому и не может здесь задерживаться, так как должен следовать к другому городу, где ждет его еще одна часть его прошлого, которая, возможно, была его потенциальным будущим, а ныне это настоящее другого человека. Несбывшееся
— Ты путешествуешь, чтоб снова погружаться в свое прошлое ? — прозвучал ответ Кублая, который можно было сформулировать и так:
— Ты путешествуешь, чтобы оказываться в своем будущем ?
И вот каков был ответ Марко:
— Чужие края — зеркала наоборот. В них путник узнает немногое свое и открывает многое, чего он не имел и никогда иметь не будет.
Города и память. 5.
В Маврилии, показывая путешественнику город, предлагают ему также старые открытки, запечатлевшие Маврилию минувших дней, где можно на знакомой площади, где ныне останавливаются автобусы, увидеть курицу, или двух барышень под белым зонтиком от солнца — вместо фабрики взрывчатки, или музыкальные киоски там, где теперь путепровод. Чтоб не обмануть надежды местных жителей, необходимо отозваться с похвалой о городе, изображенном на открытках, и предпочесть его теперешнему, но при этом сожалеть о происшедших изменениях нужно по определенным правилам — признавая, что великолепие и процветание Маврилии столичной по сравнению с былой, провинциальной, не способно возместить утраты прежнего очарования, каковым, однако, можно наслаждаться лишь теперь, рассматривая старые открытки, в то время как тогда, когда Маврилия была провинцией, прелестного в ней ничего никто не находил и уж подавно не нашел бы ныне, если бы она ничуть не изменилась, и что столица, так или иначе, привлекательна еще и тем, что именно теперешнее ее состояние дает возможность с ностальгией вспоминать о том, какой она была.
Смотрите не скажите, что порою на одной земле и под одним названием сменяют друг друга ничем не схожие между собою города, которые рождаются и умирают, так и не познакомившись друг с другом, не соприкоснувшись. Имена их обитателей, их выговор и даже черты лиц могут оставаться прежними, но боги, жившие под теми именами над теми местами, тихонечко ушли, и им на смену пришли чужие боги. Хуже или лучше старых — пустой вопрос, они совсем не связаны друг с другом, так же как и старые открытки отображают не Маврилию былых времен, а некий иной город, волей случая носивший то же имя.
Города и желания. 4.
Посреди Федоры, города из серого камня, есть большое металлическое здание, каждое из помещений которого содержит по стеклянной сфере. Если всмотреться, в каждой сфере увидишь синий городок — модель другой Федоры. Такие формы город мог принять, не стань по той или иной причине он таким, каким мы его ныне видим. В разные времена, случалось, кто-нибудь, взирая на современную ему Федору, придумывал, как сделать ее идеальным городом, но, пока он изготавливал свою модель в миниатюре, Федора успевала измениться, и то, что прежде было ее возможным будущим, оказывалось просто игрушкой, заключенною в стеклянную сферу.
В этом здании теперь музей; каждый из жителей Федоры приходит туда, выбирает себе город, отвечающий его желаниям, и представляет себя глядящимся в садок с медузами, питать водой который должен был канал (когда б его не осушили), или с верха балдахина озирающим бульвар, специально отведенный для прогулок на слонах (в дальнейшем изгнанных из города), или соскальзывающим по спирали минарета (для которого позднее не нашлось фундамента).
На карте твоей империи, Великий Хан, должно быть место и для каменной, большой Федоры, и для маленьких, в стеклянных сферах. Но не потому, что все Федоры одинаково реальны, а, наоборот, поскольку все они — плоды воображения. Одна содержит то, что признано необходимым, хотя необходимости в нем еще нет, другие — то, что представляется возможным, а спустя минуту уже невозможно.
Города и знаки. 3.
Путешественник, еще не ведающий, что за город он увидит впереди, пытается вообразить, какие там царский дворец, казарма, мельница, театр, базар. В каждом городе империи все здания различны и по-разному размещены, но стоит чужеземцу, прибывшему в незнакомый ему город, бросить взгляд на эту гроздь пагод, слуховых окон и сеновалов, проследить причудливые очертания каналов, огородов, свалок, чтобы сразу же понять, где княжеский дворец, где храм верховного жреца, гостиница, тюрьма или дурной квартал. Тем самым, полагает кое-кто, подтверждается предположение, что каждый держит в уме некий город из одних отличий, город без конкретных форм, без очертаний, который он накладывает на конкретные города.
В Зое все иначе. Здесь в любом месте можно поочередно спать и стряпать, изготавливать орудия, царствовать, копить золотые монеты, раздеваться, торговать, расспрашивать оракулов. Под любой пирамидальной крышей может быть как лепрозорий, так и термы одалисок. Бродит, бродит путешественник, одолеваемый сомнениями, и невозможность разобраться, где что в этом городе, приводит к путанице и в его дотоле четких представлениях. Он заключает: если жизнь в каждом своем проявлении являет всю себя, то город Зоя — воплощение ее нераздельности. Но что это тогда за город? Где граница, разделяющая то, что в нем, и то, что вне его, шуршание шин и вой волков?
Утонченные города. 2.
Теперь я расскажу о городе Зиновия. В нем удивляет вот что: на сухом участке громоздится он на высоченных сваях, причем дома из цинка и бамбука со множеством террас и галерей располагаются на разной высоте и будто перешагивают друг через друга на ходулях, будучи при этом связаны между собою подвесными тротуарами и приставными лестницами и увенчиваясь бельведерами с остроконечной кровлей, флюгерами и резервуарами с водой, а вдоль стен еще торчат лебедки, блоки, лёсы.
Что за надобность, приказ или желание побудили основателей Зиновии придать их городу такую форму, уже никто не помнит, поэтому нельзя сказать, насколько соответствует им нынешняя Зиновия, чей облик, вероятно, есть итог дальнейших наслоений на исходный, непонятный ныне, план. Но если обитателя Зиновии попросишь рассказать, каким он представляет себе счастливый город, непременно обнаружится, что — как Зиновия, на сваях и с подвесными лестницами, и хоть с виду он может быть совсем иным,— к примеру, с развевающимися знаменами и лентами,— но обязательно оказывается результатом сочетания элементов той первоначальной формы.