Невидимые знаки
Шрифт:
— Я думала... я думала, ты погибла! — Ее рыдания раздавались сквозь мои волосы, становясь громче с каждым всхлипом. — Я... — Она не могла закончить предложение, прижимаясь ко мне сильнее. — Когда мне позвонили и сказали, что ты зафрахтовала вертолет, который разбился... Я подумала, что это ошибка. О чем ты думала? Зачем ты сделала что-то подобное! Ты оставила меня.
Я улыбнулась.
Вскоре после этого я расхохоталась.
— Хочешь сказать... что после всех своих слов и утверждений, что не плачешь над телепередачами и книгами, ты плачешь, потому что я вернулась
Она отстранилась. Ее глаза покраснели, на щеках блестели слезы.
— Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что не рада, что ты жива.
Я игриво кивнула, улыбаясь так, что у меня заболели щеки.
— Серьезно? Значит, слезы... это инсценировка, да?
— Я не скучала по тебе.
— Ага, врушка.
— Нет.
— Да.
— Это был рекламный трюк. — Она надменно вздернула нос. — Я тебя знаю. Ты бы предпочла долгие годы жить дикарем на необитаемом острове, чем выйдешь на сцену и споешь. Я твой менеджер. От менеджера не убежишь.
— Можно, если она тиран.
Ее щеки покраснели.
— Я не тиран.
Я не могла сдержать распирающий меня смех.
— Сделай это, Эстель. Сделай то. Мы должны пойти по магазинам. Мы должны вместе объехать весь мир. Ой, ой, я только что сделала тебя звездой Интернета, теперь ты должна всегда меня слушаться.
Она отмахнулась от меня, не в силах больше скрывать улыбку.
— Тебе это нравилось.
— В твоих мечтах.
— Ну же... признайся. Ты скучала по мне.
— Не-а.
— Да.
— Нет.
Мы уставились друг на друга, начав очередной раунд бессмысленных препирательств. Наши притворные взгляды сменились слезами, и мы снова обнялись.
— Боже, я очень рада, что ты вернулась. — Она поцеловала меня в щеку. — В следующий раз, когда тебе понадобится пространство, просто скажи, и я уйду. В тот же миг. Не так, как раньше. Я не буду тебя преследовать. Клянусь. Только... не пытайся снова покончить с собой, ладно?
Я погладила ее вьющиеся рыжие волосы. Я всегда немного завидовала ее удивительному цвету волос. Раньше цвет моих волос был скучным, светлым (не белоснежным от солнца, как сейчас), по сравнению с её они казались мне однотонными. Особенно если учесть, что я предпочитала серые и пастельные тона в гардеробе, а она — яркие, аляповатые.
Отстранившись, я указала на ее покрасневший нос.
— У тебя сопли смешались со слезами. Это довольно противно.
Она надулась.
— Ну, а у тебя больше нет сисек. Так что, думаю, я выиграла.
Я опустила взгляд, поспешно поправляя зияющий вырез своего сарафана.
— То, что у тебя второй размер, не делает тебя королевой.
— Так и есть. — Она оставила расстояние между пальцев. — Совсем чуть-чуть.
— Ты отстой.
— Но я права.
Она бросилась на меня, крепко обхватила руками, и поцеловала в щеку.
— Эстель, предупреждаю тебя. Никогда больше не покидай меня.
Я засмеялась.
Но мое сердце заныло.
Для нее все было прекрасно. Я вернулась домой. Была в безопасности. Я была там же, где и три с половиной года назад.
Но моей души здесь не было.
Я оставила её на
Мне здесь больше не место.
И я не могла давать обещаний, в выполнении которых не была уверена.
Я был наедине с двумя женщинами.
С двумя сплетничающими женщинами.
Коко не понравились их громкие разговоры, и как только Эстель и ее подруга успокоились, я одел Коко в купленный в магазине подгузник (не в потрепанную футболку) и положил ее в гнездышко на полу, где одеяло с кровати превратилось в жёсткую, но теплую постель.
Как только она коснулась поверхности, ее маленькие глазки закрылись.
Не могу ее винить.
Последние несколько дней были чрезвычайно утомительными. Для всех. Я еще не спал (Эстель тоже не спала, мы болтали всю ночь), антибиотики так быстро восстановили мой организм, что я забыл, что всего неделю назад был на пороге смерти.
Я чувствовал себя нормально, но уровень энергии был на исходе, и соблазн подремать с дочкой, вместо того чтобы одеться (не дай бог) и вести вежливый разговор (убейте меня), был совершенно непривлекательным.
Но эта женщина была подругой Эстель. Она была частью жизни моей жены.
Поэтому я сделал над собой усилие. Оделся. Закрыл дверь перед своим спящим ребенком, постоял, прислушиваясь, после чего пошёл к подругам и стал наблюдать за тем, как Эстель общается с тем, кого любит.
Это было в новинку, она вела себя более легкомысленно, чем я видел раньше. Кроме того, это был отличный способ заглянуть в ее прошлое и узнать больше о женщине, которую люблю.
В какой-то момент я совершил набег на кухню в поисках еды. Шипение холодильника и поток холодного воздуха повергли меня в шок, пока я не вспомнил, как работают современные технологии.
Первые несколько дней на круизном лайнере освещение было волшебным, ковер — фантастическим, а обои на стенах — гораздо более гладкими, чем кора пальмового дерева. Однако через некоторое время странности улетучились.
Мы выросли с этими вещами. Почти четыре года отсутствия — недостаточный срок, чтобы стереть такие воспоминания, и я ненавидел, как легко смог вернуться к тому, чтобы открывать ящики в поисках посуды и использовать тарелки, а не вырезанную из кокоса чашу, для еды.
Около часа Эстель и Мэделин сплетничали, пересказывая интриги, накопившиеся за многие годы. Они ели виноград (черт возьми, я и забыл, какой он потрясающий) и пили кокосовую воду из бутылки (вместо того чтобы словно обезьяна взбираться на дерево и разделывать свежий орех).
Я сидел, как зритель, позволяя женским голосам окутывать меня, когда они обсуждали, что Мэди сделала после «смерти» Эстель. Как она убралась в квартире Эстель и вывезла мебель для заселения новых владельцев. Как связалась с моргом и провела необходимые поминки и проводы.