Невидимые знаки
Шрифт:
Они были единственной компанией, что у меня была.
Единственные люди, на которых я мог положиться.
Моя кожа чесалась, и привычное желание побежать убивало меня.
Вернитесь.
Не оставляйте меня.
Мне жаль.
…
— Я впечатлена. Ты до сих пор здесь.
Я поднял голову, когда вернулась Эстель без детей, и всего, что у нее было с собой. Вместо этого в руках была большая палка. Подойдя ближе, она
Я не мог отрицать, что ее взгляд сделал меня твердым.
Ей нравилось то, что она видела? Видела ли она настоящего меня? Меня, которого я зарыл глубоко-глубоко внутри? Меня, который умер в тот день, когда я стал монстром?
Я напряг свой бицепс, как дебил, надеясь произвести впечатление. Я старался оставаться в форме — не по эгоистичным причинам, а потому, что это было необходимо. Работа с деревом и занятие строительством изо дня в день требовали силы и выносливости.
Не думаю, что лепные мускулы произведут на нее впечатление, когда я не могу, блядь, даже встать!
Я сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие. От неподвижного сидения, когда я скован болью и не способен двигаться, мое настроение не улучшилось.
— Я думал, ты забыла обо мне. — Я вытер пот со лба. Мне не нравилась мысль перебраться куда-то, где солнце поджарит меня, но я жаждал океанского бриза.
— Поиски палки заняли больше времени, чем я думала.
— Я сказал тебе не волноваться об этом.
— А я сказала, что у тебя есть полчаса, чтобы отключить режим придурка и быть милым.
— Я всегда милый.
— Ха!
Мы уставились друг на друга. Она напряглась, и ее дыхание стало прерывистым.
Я указал на ее грудь.
— Вместо того чтобы пытаться найти половину дерева, чтобы зафиксировать мою ногу, ты должна была позаботиться о своих ребрах.
— Не беспокойся обо мне. Беспокойся о себе.
— Я могу сказать то же самое о тебе.
Еще один тупик.
Без детей свобода говорить откровенно развязывала узлы вокруг моих голосовых связок. Я освободился.
— Кто ты вообще такая? Ты ранена так же сильно, как и все мы, но взяла все под контроль и взвалила на себя ответственность. Кто назначил тебя...
— Я не хотела брать на себя ответственность. Думаешь, мне это нравится? Что я хотела попасть в ситуацию, когда двое детей потеряли своих родителей и теперь смотрят на меня с надеждой, что все будет хорошо? Во всяком случае, я бы хотела, чтобы ты был... — Она поджала губы, но глаза ее горели тем, что она хотела сказать.
— Чтобы я не был таким неудачником и мог обо всем позаботиться. Ты это собиралась сказать?
Она отвела взгляд, обнимая себя руками.
Я хотел послать ее. Все вопросы, на которые мне нужны ответы, предполагали собой крик, но я не мог так поступить с ней. Не сейчас. Она хотела комфорта, как и все мы. Но она не получала утешения от меня, потому что я не знал, как это сделать. Все, что я мог, —
— Послушай, мне очень жаль. — Потирая глаза, мне хотелось, чтобы у меня были очки, так в моем мире будет хоть что-то правильное. Я ненавидел нечеткие линии и темные цвета. Я мог разглядеть черты Эстель довольно хорошо, но изображение не было в высоком разрешении и было искаженно.
Она не ответила.
Бессознательно я перестал тереть глаза, и по привычке начал искать на коленях несуществующие очки, не задумываясь.
Господи, я ничего не могу сделать правильно.
— Ты нормально видишь без них?
У меня закружилась голова.
— Что?
Она указала на мое лицо.
— Твои очки. Я заметила, что они были в Лос-Анджелесе, а потом в Нади. Думаю, они не просто ради показухи, а жизненно необходимы.
Она заметила такую простую вещь, как эта? Это потому, что она была наблюдательной личностью или потому, что ее тянуло ко мне так же сильно, как меня тянуло к ней?
В любом случае, это помогло мне избавиться от дикой агонии, в которой я тонул. Я улыбнулся.
— Они не пафосное украшение, если ты об этом спрашиваешь. Я буквально нуждаюсь в них, чтобы четко видеть.
Ее плечи немного расслабились, но она не улыбнулась мне в ответ.
— Ты слеп без них? — Она подняла руку, показывая три пальца. — Сколько пальцев я показываю?
Я усмехнулся.
— Шутки в сторону? Ты прямо здесь. Я тебя вижу.
— Так сколько?
— Пять.
Ее лицо помрачнело. Я так долго смотрел на нее, что уже начал распознавать ее мимику и выражение лица. Ее губы образовали беспокойную «о», а брови не знали, то ли подпрыгнуть от удивления, то ли нахмуриться.
Я напугал ее.
Я засмеялся сильнее.
— Расслабься. Три. Ты показывала три пальца.
— Ох.
— Я не слепой, ладно? Я знаю, что калека, но, по крайней мере, тебе не нужно беспокоиться о другой инвалидности.
— Я не думала, что...
— Да, ты думала. И это нормально. — Раздражающее разочарование наполнило мой голос. — На твоем месте, я бы тоже обозлился. Присматривать за покалеченным пациентом, когда есть еще о чем беспокоиться? Заботиться о сиротах, когда ты сама не знаешь, как сохранить себя в живых? Черт, если бы мог ходить, я бы бежал так быстро, как мог.
— Я бы никогда не убежала, как бы плохо ни было. — Ее лицо посуровело. — Я не трус, особенно когда другие нуждаются во мне. И, кроме того, я не об этом думала.
Это была шутка. Плохая, заметил я. Но она с легкостью заставила меня почувствовать себя еще хуже, чем есть на самом деле.
— Неважно. — Я вздрогнул, когда мою ногу накрыло новой волной боли. — Это то, о чем думает большинство людей. Но я понимаю. Я раздражаю тебя, и ты не хочешь иметь со мной ничего общего. Я могу позаботиться о себе, поэтому тебе не нужно беспокоиться обо мне, хорошо? Волнуйся о долбанных детях и оставь меня...