Невидимые
Шрифт:
Интересно, почему? Что он там натворил?
В последнее время хозяин точно повредился в рассудке. Наказы пошли - один страннее другого. Сдавал старик, да и понятно: годов-то сколько, давно уж чью-то жизнь зажил.
Однако, оно и к лучшему - чем меньше работы, тем быстрее Матрена управится.
Она подошла к парадному входу - черный давно стоял запертым изнутри за ненадобностью. Придерживая одной рукой корзину, на всякий случай потянула дверь. Закрыто, как и ожидалось: Старый Лех, по своему обычаю, крепко спал. Он всегда любил подремать подольше - со стариками такое
Сняв с шеи веревку с ключом, прачка отперла дом и вошла.
– Лех Осипович! Это я, Матрена. Вы спите?
– для порядка крикнула она, но не слишком громко, чтобы не разбудить хозяина.
Ответа не последовало, и прислуга споро взялась за дело. Разожгла плиту, поставила греться воду, сложила выстиранное в шкаф коморки у кухни.
Неделя прошла - пора забирать стирку. Однако Старый Лех ничего не оставил. А как горячо обещал лично сносить ко вторникам вниз все грязное! И в прошлый раз даже сдержал слово. Только, понятно, на большее его не хватило. Да и где это видано, чтобы хозяева сами складывали свое исподнее? Пошалил старик, да и хватит.
Матрена хохотнула: о том, чтобы вовсе не стирать, речи не шло. Найдя достойное оправдание запретному посещению второго этажа, прислуга повесила опустевшую корзину на сгиб руки и, грузно переваливаясь, вскарабкалась по ступенькам.
Там, наверху, находилось пять комнат - спальня хозяина, его кабинет и три запертые гостевые. Прежде, пока не поступил странный наказ, Матрена открывала их каждую пятницу, смахивала пыль да меняла чехлы, скрывавшие мебель, на свежие. Уборка этажа занимала часа три, не меньше. Страшно представить, сколько времени потребуется на нее теперь.
Кабинет старик оставил открытым. Из его окон до коридора добрались солнечные лучи. В них резвилась и нежилась пыль, которая - совершенно точно - успела оплести все.
Однако, пожалуй, начать в самом деле стоило с грязных рубах. А там, если Старый Лех не проснется, можно украдкой прибраться. К другим все равно опоздала, а старик, не ровен час, задохнется.
Матрена осторожно толкнула дверь, но та не открылась, встретив препятствие. Ее словно чем-то подперли. Старый Лех, поди, разбросал прямо под ней одежду. Он не отличался аккуратностью - это верно.
Прачка навалилась плечом и надавила. Образовалась щель, в которую стало видно кровать - но хозяина на ней не было. Странно. Раз он уже поднялся, то отчего молчал?
– Лех Осипович! Вы не оставили мне белья...
– чересчур весело-добродушно - как с младшим, когда его следовало угомонить, не допуская слез - объявила Матрена.
Но ни ответа, ни шороха из других комнат не последовало. Он что, заснул в кресле?
Пришлось приложить силу, чтобы расширить вход достаточно и суметь протиснуться.
Теперь стало ясно, почему дверь не открывалась. К ее ручке тонкой веревкой был привязан за шею сам Старый Лех. Выпрокинув язык, он в упор смотрел на Матрену белками мертвых глаз.
Прачка вскрикнула, и, отбросив корзину, бросилась прочь из комнаты. Быстро, совсем, как в пору гибкой юности, добежала до парадной двери, схватилась за ручку - однако, остановленная внезапной мыслью, убрала руку.
Отдышавшись, она вернулась на лестницу.
***
Задолго до того, как к дому Старого Леха прибыли сыскари, у порога собралась толпа зевак. Городовые, приведенные Матреной из ближнего участка, с трудом сдерживали желающих заглянуть внутрь. А таковых имелось немало, начиная от любопытных студентов и заканчивая шаромыжниками. Прослышав о том, что Старый Лех собирал антиквариат, они очень надеялись чем-нибудь поживиться.
Число зрителей росло, как снежный ком, прибавляясь не только бездельниками да прислугой, но и чиновниками, спешащими на службу.
Ближе всех ко входу расположились три репортера и фотограф, зорко оберегавший свою тяжелую треногу от посягательств и неосторожных движений. Они прибыли одними из первых - вот у кого сыщикам стоило поучиться скорости. Не добившись ничего от городовых и отчаявшись проникнуть в дом, репортеры перенаправили все внимание на Матрену. Она, не привыкшая к такому интересу, покрылась красными пятнами, но отвечала охотно - если успевала вставить слово.
– Дверь точно была заперта? Вам не показалось?
– в очередной раз переспрашивал бойкий молодой репортер по фамилии Бирюлев - щеголь с кокетливо закрученными усами.
– Как же могло - я ведь ее своим ключом открывала.
– Определенно, снова невидимые!
– Не спешите с выводами, дорогой коллега. Господин Коховский мог просто покончить с жизнью, - мрачно заметил крупный, низкий обладатель мясистого носа, пришедший в паре с фотографом.
– Но вы ведь и сами не верите в это, сударь? Иначе бы не прибыли сюда, не так ли?
– недобрые взгляды, которыми перебрасывались репортеры, мало вязались с елейными нотами в голосах.
– Да Лех Осипович не стал бы... Он совсем не таков, - вставила Матрена.
– Но наверняка мы того не знаем, - продолжал гнуть свое мрачный.
– А может, и вовсе нет никаких невидимых? Я вот в них не очень-то верю. Весна, одинокие пожилые господа решили свести последние счеты. Череда совпадений, не более.
– Да вы шутите?
– возмутился Бирюлев.
– А как же ценности?
– Их могла прибрать и прислуга, потому как точно знала, что где лежит, - мрачный усмехнулся, выразительно посмотрев на Матрену.
– И все-таки четыре пожилых господина за один месяц не могут быть случайностью.
– Дама. Среди погибших одна дама, - вмешался третий, не по возрасту безусый и угреватый.
– Не знаю, как господин Коховский, но что до первых трех, так в полиции признали - их достоверно задушили.
Бирюлев, к неудовольствию коллег, черкнул в блокноте.
– Да и с прислугой тоже не сходится, - продолжил угреватый. Стремление показать себя знающим победило желание утаить информацию от конкурентов.
– Полиция первым делом на нее и грешила. Но вышло так, что господин Грамс рассчитал свою задолго до нападения, а госпожа Павлова отпустила к родным. То есть прислуга, да и то - приходящая, имелась только у полковника и господина Коховского.