Невидимые
Шрифт:
Вычеркнул, написал другое: "до сей поры на свободе" ...
Вот это новость! Даже думать не хотелось, как отнесся бы к такой заметке Титоренко, попади она к нему на стол.
Бирюлев тщательно зачеркнул строчку и задумался.
"Полиция признала себя бессильной в отыскивании "невидимых", - с мстительным удовольствием, наконец, написал репортер, вспоминая грубость, с которой его встретили полицейские.
"Минул месяц с тех пор, как жители забыли о ночном покое. Банда преступников продолжает проникать в дома под покровом темноты,
Работа пошла.
"Напомним, что 29 мая сего года приходящая прислуга нашла тело четвертой жертвы "невидимых" - тайного советника Л.Й. Коховского. Первый убитый, отставной чиновник канцелярии О.Ф. Грамс, был обнаружен соседями 15 апреля. Спустя две недели, 27 апреля, стало известно о гибели А.П. Павловой, владелицы текстильной мануфактуры (о том в полицию сообщил ее управляющий). 14 мая полковника В.С. Рябинина нашла задушенным пришедшая с визитом сноха. Все жертвы "невидимых убийц" были состоятельными, но при том вдовыми, жили одиноко и затворнически. Можно утверждать, что преступления совершены с целью грабежа, так как из всех домов похищены ценности. Однако до сей поры не имеется ни одного подозреваемого. Сегодня полицейские признали, что преступники оказались слишком хитры, и, если они не оставят следов и впредь, то отыскать их не представляется возможным".
Бирюлев улыбнулся. Городовые примерно так и сказали.
"Единственное, что стало известно - "невидимые" попадали в дома, подобрав ключи. По такой причине двери оставались запертыми - их закрывали за собой, уходя, сами преступники. Выждав время, чтобы жертва уснула, ее душили, привязывая к ближайшим предметам", - ну и что с того, что все это лишь слухи?
И подпись - "Приглядчик".
Поступая в газету, Бирюлев надеялся писать о событиях культуры. Даже псевдоним взял подходящий: "Зритель". Циничный Титоренко нашел его остроумным, так что первое время репортер подписывался именно им. Однако вскоре возмущение читателей стало довольно громким - пришлось назваться "Приглядчиком". Но Бирюлеву новое имя понравилось больше прежнего. Оно, казалось, говорило о том, что он смотрит за происходящим откуда-то со стороны, и, быть может, и сверху.
Перечитав, репортер остался доволен. Хорошо вышло.
Осталось только показать Титоренко, и можно будет, забыв о невидимых, выйти наружу, в первый летний день. И, например, снова посетить театр... хотя бы и тот новый, что неподалеку, и который упорно зовут шалманом. Опять взглянуть на прекрасную Елену, пусть актриса она и никудышная.
Прихватив портфель и исписанный лист бумаги, Бирюлев направился в кабинет редактора.
***
Оказалось, что смерть одного-единственного Старого Леха освободила крайне много утреннего времени. Матрена даже встала позже, но все равно успела переделать все задолго до обычного часа выхода из дома.
Впрочем, сегодня прачка в любом случае не собиралась к оставшимся хозяевам.
Спешить было некуда. Странно и непривычно.
Матрена
Вся куча-мала разбежалась. Старшая, светлоглазая и беловолосая, гибкая, похожая на русалку, спозаранку отправилась стирать, прихватив с собой на реку двух младших. Хозяйственная вышла девка, да только соседи намекали, что как бы в подоле не принесла. Приглядывать-то за ней некому: мать всегда занята.
Э-эх... Когда-то и сама Матрена отличалась пригожестью. Вся деревня заглядывалась - но нет же, выбрала забулдыгу-бочарника. С ним и сбежала в город. Годы прошли, она раздалась и одновременно ссохлась кожей, как старое яблоко. Прачка невольно взглянула на свои руки, обхватившие чашку - красные, распухшие, обветренные.
Что толку вспоминать былое. От сетований на ушедшую молодость мысли снова вернулись к детям.
У младших всегда хорошая доля: они теперь даже в школу при храме ходили. Видано ли - читать выучились. А средних Матрена давно уж определила: одного - в подмастерья плотника, другого - на текстильную мануфактуру, а третью в няньки отдала. Этих она с тех пор дома почти не видела.
Но какой выбор у вдовы? Как бочарника порешили, так Матрена едва по миру не пошла. Тут уж пришлось на все лады постараться, чтобы кусок хлеба раздобыть. Такого повидала, что и вспоминать не пристало. Благо, жизнь тогда выправилась... а уж почему - какое кому дело?
А теперь Матрена, видимо, и вовсе в гору поднимется.
Отставив чашку, прачка вышла в чулан, поднялась на цыпочки и сняла с притолоки увязанный в тряпье сверток. Старый Лех любил собирать всякий мусор, но говорили, что ценен он куда больше, чем новье.
До чего же хорошо, что в тот день чулки она все же надела. А ведь колебалась, полагая, что на улице слишком тепло. В последний момент надумала. В одном из них и припрятала находку, опутав сверху подвязкой.
***
Распустив темные волосы по спине, Елена в одном корсете накладывала грим перед зеркалом-трельяжем в собственной - кто бы подумал!
– гримерной.
– Я чувствую, что все закончится очень скверно...
На кушеткеАлекс, опустив голову, курил едкую папиросу и стряхивал пепел прямо на ковер.
Елена шумно вздохнула, однако намек остался не понят.
– Отчего бы тебе не использовать пепельницу?
Ехидно прищурившись и приподняв треугольные брови, он бросил окурок в вазу с цветами.
Сдерживаться дальше не хватило сил.
– Сволочь!
– схватив маленькое зеркало в медной оправе, Елена запустила его точно в голову Алекса.
Оставив на лбу отметину, оно упало, но отчего-то не рассыпалось на осколки.
– Чего бесишься? Тебе сегодня же принесут новые.
Отвернувшись, Елена решила молчать. Ни к чему выходить из себя перед спектаклем. Однако всего через несколько минут она забыла о своем обещании и снова заговорила о том, что волновало:
– Алекс, скоро точно случится что-то плохое.
Собеседник досадливо скривился.
– Ты опять за свое. Никто не узнает.
– В этом больше нет никакого смысла!
– Дура ты, если думаешь, что все всегда будет так, как сейчас.
Следовало бы оскорбленно заплакать, однако заново накладывать грим уже некогда.
Поворачивая голову, Елена придирчиво оглядела результат. Вблизи вычерненные глаза да брови и меловая кожа выглядели жутковато. Но зато они должны быть хорошо видны зрителям дальних рядов... ведь зал наберется полным?